Читаем Мои алмазные радости и тревоги полностью

Погода стояла великолепная. Солнце почти круглосуточно крутилось над головой, лишь на короткое время скрываясь за невысокими горами. Вода в реке была умеренной, чистейшие галечные косы полностью открыты, лиственичный лес по берегам сменялся крупноглыбовым курумником и живописными скальными выходами кристаллических сланцев. Вода в реке прогрелась, можно было бы купаться, если бы не обилие гнуса, обычное в это время. Рыбалка в реке сказочная: таймени, налимы, сиги и множество крупного хариуса. Словом, северная природа являла себя во всей своей красе — для нас знакомой, для туристов необычной и привлекательной.

Первые два дня ушли на сборы, на подготовку к работе и к спуску по реке. До конечного пункта предстояло пройти около двухсот километров. В малую воду по Большой Куонапке много шиверов и перекатов, но особо опасных порогов нет. В большую же воду течение стремительное и в некоторых местах для байдарок опасное: на прижимах с крутыми изгибами реки и водоворотами.

Третьего августа флотилия из трех резиновых лодок и двух байдарок отчалила от места высадки и пошла вниз по реке. Тёплого времени в перспективе было много и ничто не предвещало каких- либо осложнений в наших планах. Но в середине дня погода начала портиться: пошёл мелкий дождик, к вечеру перешедший в мокрый снег. Резко похолодало. Не подготовленные к такой смене погоды, все в лодках промокли, пришлось раньше намеченного времени приставать на ночлег. Кое-как устроились лагерем, залегли в спальники, надеясь на улучшение погоды к завтрашнему утру. Но надежды наши не оправдались, с утра непогода совсем разыгралась. Мокрый снег шёл не переставая, к тому же временами донимал пронизывающий ветер. Но надо было идти вперёд, пришлось грузиться на лодки в мокроте. Конечно, о маршрутах в стороны и думать не смей: ходить по курумникам в такую погоду самоубийственно.

На третий и четвертый день спуска погода не улучшилась; мокрый снег сменился настоящим снегом, а температура воздуха опустилась ниже нуля. Снег полностью запорошил лес, покрыл землю и не таял как обычно даже на отмелях. Сухие деревья в лесу намокли, и разводить костры для приготовления обеда и ужина становилось все труднее. Да и сушняк приходилось добывать уже из-под снега.

Но если даже человеку в таких условиях существовать трудно, то каково всякой мелкой птахе, не улетевшей на юг по причине еще не подошедшего для этого времени. Стрижи и прочие перелётные птички должны были голодать, поскольку корма не стало: насекомые исчезли, а разные там червячки были засыпаны снегом. Жалко было видеть их беспомощность. Когда около костров снег подтаивал, они слетались к костру, не боясь даже огня и людей, чтобы что-то найти в открывшейся земле. Мелкие чайки во множестве с криками носились над рекой, тоже, по-видимому, лишенные возможности при такой непогоде добывать обычный свой корм. Время их отлёта на юг тоже еще не наступило, а родина их уже выталкивала из своей среды.

Вдобавок к воде сверху стала подниматься вода и в реке. Косы и отмели затапливались водой, приставать приходилось к заснеженным обрывистым берегам, заросшим кустарником, что тоже создавало неудобства. А снег шёл и шёл, иногда вкупе со злющим ветром. Полярный циклон свирепствовал вовсю!

Нам, в общем-то привыкшим к суровому климату севера, в такую погоду и то было не по себе. А каково было немцам с их легким туристским снаряжением, пригодным разве что для средней полосы России. У нас имелась шестиместная палатка с печкой, хоть небольшой, но создававшей какое-то тепло внутри. У них всего лишь туристические микропалатки — холодные сами по себе, а в длительный дождь еще и перенасыщенные влагой. У нас ватные спальники, у них какое-то жиденькое подобие таковых, согреться в которых при минусовой температуре было практически невозможно. Поэтому ночами они толпились около нашей печки в шестиместной палатке и с большой неохотой шли спать в свои одноместки.

Так продолжалось восемь дней. Погода бушевала. Выпавший снег и не думал таять. Как выяснилось позднее, пришедший с Ледовитого океана циклон охватил всю Западную Якутию, снег выпадал даже в тысяче километров южнее — в Мирном и Нюрбе. И к тому же густой снег, ломавший даже ветки деревьев. С великими неудобствами, постоянно мокрые, в обледенелой одежде мы продолжали двигаться вперёд, стремясь хотя бы дойти до границы Анабарского щита, расположенной близ устья реки Хапчан — правого притока Большой Куонапки. Туда должен был прийти за нами вертолёт.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное