Читаем Мои алмазные радости и тревоги полностью

Но когда мы вышли к Хапчану, оказалось, что вертолет здесь сесть не может: вся приустьевая часть с косами и мелкокустарниковым паберегом была затоплена водой. Даже лодкам причалить было негде, чтобы стать лагерем. Пришлось искать более уютное место на левом берегу Куонапки. Но здесь тоже не просматривалось площадки для приземления вертолета. Крутой залесённый и заснеженный склон горы, к тому же покрытый крупноглыбовым курумником, едва дал возможность приткнуться на ночлег. Палатки пришлось ставить в немыслимых условиях: на огромных обледенелых камнях, с креплением вязок к деревьям, к рюкзакам и Бог знает ещё к чему. В палатках трудно было разложить спальники, настолько неровной была местность. Кое-как мы все же разместились, а туристы всю ночь протоптались у печки, их палатки негде было даже приткнуть.

Отряд оказался в ловушке: ни на правом, ни на левом берегу реки сесть вертолету нельзя. Идти вниз и искать там подходящую площадку тоже рискованно: впереди прижимистый участок реки с опасными порогами, через которые спускать туристов на байдарках рискованно. Да и не было уверенности, что где-то ниже порогов найдется подходящая площадка для вертолета, настолько высокой была вода в реке. Кроме того, с пилотами в Оленьке была договоренность, что забирать нас они будут именно с устья Хапчана.

Утром следующего дня решено было подняться на километр- полтора выше по течению реки, где накануне был замечен незатопленный участок нижней террасы. Плыть по воде на веслах против бурного течения было, конечно, невозможно, пришлось тянуть лодки вдоль берега на бечеве. Что тоже оказалось нелегко, поскольку вода в реке подступила к обледенелому курумнику на берегу, и передвигаться «бурлакам» приходилось не без риска искупаться или сломать себе шею. Почти целый день ушёл на подъем лодок к сравнительно ровному участку берега, где мог сесть вертолет.

Лишь на десятый день непогоды небо слегка очистилось от туч, и за нами мог прилететь вертолет. Это было 13 августа. Сверху было видно, что в тайге на всем протяжении — от Куонапки до Оленька — лежал снег. Таким вот образом немецкие туристы познакомились с капризами природы Якутии. Да и мы, бывалые полевики, в такую погодную передрягу попали впервые.

25 ЛЕТ СПУСТЯ

Всем шестидесятникам памятен роман Владимира Дудинцева «Не хлебом единым», опубликованный в 1957 году. В нём описывается история неравной борьбы изобретателя-одиночки, противостоящего большому конструкторскому коллективу, возглавляемому к тому же маститым академиком. Персонаж и сюжет произведения взяты автором из тогдашней действительности, что называется один к одному. Как ни кидались на роман идеологические «волкодавы» из окружения Никиты Хрущева, но опровергнуть ту истину, что подобие этой истории происходило во многих сферах науки и техники, они не могли.

Любопытно, что в геофизическом приборостроении нечто подобное имело место на рубеже пятидесятых-шестидесятых годов. Как кустарь-одиночка изобрел магнитометр принципиально нового типа, и что вслед за этим последовало.

Если не ошибаюсь, зимой 1959-го в Ленинграде состоялось Всесоюзное геофизическое совещание, организованное то ли ВИРГом, то ли ВИТРом — двумя мощными в то время научно-исследовательскими институтами (ВИРГ — Институт разведочной геофизики, ВИТР — Институт техники разведки). Совещание проходило в конференц-зале Маркшейдерского института, расположенного на Среднем проспекте Васильевского острова, недалеко от ВСЕГЕИ.

Научного и производственного народу на совещании было много, съехались со всего Союза. Из якутских геофизиков-алмазников присутствовали мы с Петром Николаевичем Меньшиковым, тогдашним главным геофизиком Амакинской экспедиции. Своих докладов у нас не имелось, мы были как бы гостями. А интерес для нас представляли сообщения некоторых научных работников из упомянутых институтов, которые проводили опытно-методические исследования на алмазных месторождениях. Научные мужи нередко бывают склонны приукрашать возможности применяемых ими поисковых методов или модификаций оных, и нам следовало в прениях их охлаждать, если они слишком завихрялись в рекомендациях. Или поддерживать, если метод давал неплохие результаты при поисках и разведке кимберлитовых трубок.

В перерыве между заседаниями мы знакомились с новинками геофизической аппаратуры конструкций ВИРГа и ВИТРа, выставленными для показа участникам совещания в вестибюле института.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное