Я запил известие о том, что парень пассив, коньячком. По виду и не скажешь. Хотя, о чем я? По мне ведь не скажешь, что я злоебучий актив, а я такой, да. Теоретически в основном, потому что в реальности только раз рискнул здоровьем и парню вставил. Хорошо так вставил — задницу порвал и внутри что-то. Не со зла! Ни в коем случае! Просто крышу снесло напрочь. Молодой был. Любил его очень. Хотел долго. Вот и… получилось то, что получилось. Он меня после возвращения из больницы, конечно, не убил, но побил знатно. Я знал, что виноват, и не сопротивлялся. С тех пор щурюсь левым глазом, прячу шрам на подбородке бородой и никому не вставляю. Я парень понятливый, мне одного раза достаточно.
— Правда верите?
— Да. Был бы шлюхой, снял бы квартиру, чтоб было, где деньги зарабатывать.
— Логично. Я бы из стриптизеров ушел, но тогда жить не на что будет, — отложил ложку в сторону Аркаша. Снова взял. Снова отложил. — Я кроме танцев ничего делать не умею.
— Какие твои годы? Научишься.
— Я танцевать хочу научиться. Так, чтобы толпы на концертах собирать и в самых лучших шоу участвовать.
— Дерзай, — пожал плечами я и подлил коньячку в рюмочку.
Мне этого не понять. Я из тех, кого глядя в упор не замечают, а их это устраивает. Тусовки, адреналин, конфликты, фейерверки — это все не для меня. Книги, форумы музейно-исторические, архивы, дневники, музыка, кофе… коньячок, опять же. От это по мне. Беседы, опять же, неспешные. Жаль только с самим собой, но тут уж ничего не попишешь.
— Так мы договорились? — ворвался в мои мысли Аркаша.
— Да, — отобрал у него ложку я. Терпеть не могу этого вот туда-сюда. Взял — держи, не нужна — положи! Что за суета? — Но учти, я ради тебя и пальцем не пошевелю. Как в квартире было, так и останется. Хочешь — убирайся сам, ко мне с этим даже не подходи.
— Не любишь убираться?
— Ненавижу, — сказал я, и на этом наши недолгие и неожиданно (во всяком случае для меня) продуктивные переговоры закончились.
…
Мой ангел свел меня с ума за месяц. Тем, что ходил по приведенной в порядок квартире в коротких шортах, низко висящем на бедрах полотенце или в стринговых трусах. Тем, что спал голышом. Тем, что сидел по вечерам, после занятий и перед уходом на работу, со мной на кухне и слушал тот бред, что на меня накатывал после прочтения очередного архивного шедевра столетней давности. Сложно жить рядом с человеком, которого любишь и которого никогда не получишь. Вроде и счастье это великое, что рядом он — руку протяни и коснешься стильно срезанных светлых волос, сильного плеча и дымчато-серой серьги в ухе, а вроде и горе бездонное — смотреть, хотеть и молчать. Кто я для него? Хозяин старой квартиры, архивная крыса, безденежный дон, опустившийся на дно тип и пустое место. А он звезда. Всего на свете. Во всяком случае для меня.
Он понял, что я вожделею, когда мой член едва не проткнул ему бедро в тот момент, когда мы столкнулись в коридоре: я вышел из кухни, чтобы по-тихому вздрочнуть на Аркашу у себя в комнате, а он вышел из ванной после душа. Я отпрянул, а он увидел бугрище на моих спортивных штанах и выдал, не удержавшись:
— Ого!
— Угу, — ринулся в комнату я, проклиная себя, его и свой агрегат последними словами.
Стыдно-то как! Нырнул в комнату, захлопнул дверь и прислонился к ней спиной. Как я ему в глаза смотреть буду?
— Вик, перестань, — поскребся в дверь он. — Я же гей, и все понимаю.
— Ни черта ты не понимаешь!
— Хотеть мужчину — это не преступление. В этом нет ничего плохого.
— Я знаю.
— Тогда почему ты сбежал? Мне твое внимание лестно. К слову, я говорил, что пассив?
— Говорил.
— И?
— Что и?
— Почему ты сбежал, если хочешь со мной переспать? Почему ни разу не намекнул? Не подкатил?
— Потому что… Глупые вопросы! Не собираюсь я на них отвечать!
Мой ангел понял куда больше, чем я смог бы ему рассказать, потому что ушел молча, а вернувшись ночью с работы, проник в мою комнату вором и залез ко мне в постель голышом.
— Так на чем мы остановились?
— На том, что ты выметаешься из моей постели сию же секунду, — приказал ему я, но голос предательски дрогнул, член вспучил трусы, а руки легли на его сильные плечи. И вовсе не для того, чтобы оттолкнуть. Я боролся с ними изо всех сил! Без толку.
— Вик, ты не умеешь приказывать и ругаться, — рассмеялся мне в шею Аркаша и, приподняв резинку трусов, взял мой агрегат в руку. Провел по нему, заодно спуская трусы вниз. Поставил по стойке смирно. — Ого.
— Угу, — мигом остыл я.
Убрал руки, лег на спину и умер. Вместе со своим агрегатом, похабными мыслями и всей моей к юному ангелу любовью. Не хочу делать больно. Ни ему, ни себе.
— Э нет, так дело не пойдет, — закопошился Аркаша.
Откинул одеяло и пополз по мне губами вниз: шея, кадык, ложбинка на груди и животе, пупок. Приятно до щекотных мурашек под коленками!
— Стоп, — схватил его за волосы я. Оторвал от себя. Вгляделся в лицо, почти невидимое во мраке ночи, и ничего не разглядел. — Зачем ты это делаешь?
— А ты как думаешь?
— Из жалости?
— Сдурел? — вырвался Аркаша. Сдернул с меня трусы и решительно сел на мои бедра. — Ты мне нравишься!