— В прошлый раз вы сказали, что весь цвет русской армии остался на том поле, — заметила Анна, в волнении складывая веер медленно, с силой сжимая рукоять из кости.
— Так мне сказал раненый пехотинец, что попал в плен по контузии, — ответил доктор, припомнив эту фразу, сказанную им когда-то.
— Что бы это значило, как полагаете? — и даже дыхание затаила в ожидании ответа.
— Полагаю, что мы потеряли гвардейские полки, — проговорил медленно господин Мантель. — Хотя кто ведает, что он хотел тем сказать? Быть может и иное что-то. Не думайте о том, gn"adiges Fr"aulein, `iой вам совет. Надейтесь только на лучшее!
Нет, она не будет надеяться, покачала тогда головой Анна. Она точно знает, что Господь услышит ее молитвы, что Андрей непременно вернется. Снова и снова прокручивала в голове тот момент, когда поляк произносит те страшные слова для нее, пока Глаша расстегивала платье, развязывала ленты, которыми была украшена прическа.
— Где ты, милый? Что с тобою? — прошептала Анна, когда осталась у зеркала в полном одиночестве, когда Глаша ушла на ночь в будуар. Она слышала, как та шепчется о чем-то в соседней комнате с Пантелеевной, устраиваясь на сон.
Знакомые слова, до боли знакомые. Уже заученные наизусть, как и все творение Жуковского. А потом заметила кольцо, лежащее на том самом журнале, о котором подумала в тот миг. Серебро с аметистами и нефритами. Символ ее несбывшихся надежд, ее горя и боли. Смахнула его с обложки журнала на пол, злясь на дуру-холопку, что принесла его сюда. Анна уже встала, чтобы кликнуть Глашу да расспросить, кто и когда принес его сюда, но передумала. Не стоит привлекать лишнего внимания к нему, этому кольцу. Лозинский обещал ей нынче вечером, что будет молчать о своих «подозрениях», как подчеркнула она в разговоре с ним.
— Это кольцо ведь ваше, верно? — настойчиво выспрашивал Владимир тогда. — Это ваше кольцо, которое вы отдали жениху. И вы станете обманывать всех и себя, панна? Станете отрицать очевидное? Сколь долго? Сколь долго мы будем сообщниками в вашем обмане?
Она только пожала плечами в ответ, как поступала всегда, желая уйти от ответа. Да и что она могла сказать ему? Говорить с ним совсем не хотела о том…
Анна подняла с ворса ковра серебряное кольцо, покрутила в пальцах, любуясь холодным блеском камней. И вспоминая, как протянула его на ладони Андрею, каким маленьким оно виделось тогда на его руке. Его глаза, когда он прижал ее к сену своим крепким телом, его губы, дарящие удивительную сладость, заставляющие потерять саму себя, забыться от его жара.
— … Отныне мы и обручены с тобой, милая моя. Обменялись же перстнями, пусть и не под сводами церковными…, - вспомнила его слова Анна, сжимая кольцо с силой в ладони. Это кольцо не будет принадлежать никому. И у нее оно тоже не должно остаться. Оно должно было быть знаком ее любви, а не напоминать ей о том, что…. Нет, этого нет! «Ах! родная, миновалось! Сердце верить отказалось!..»
[335]Анна дождалась, пока установится тишина в соседнем будуаре, прерываемая только похрапыванием Пантелеевны, которой Глаша уступила диван, расположившись на матрасе на полу. Убедилась, что те спят сладким сном, и, накинув плащ, скользнула за порог, пошла аккуратными шажками по коридору, спустилась по лестнице в вестибюль и вышла из дома, погруженного полностью в темноту в этот поздний час. Пошла к хозяйственным постройкам, к колодцу, что стоял на дворе. Там Анна перегнулась через край и долго смотрела в темную воду, в которой отражались тусклые звезды, еле видневшиеся в черноте колодца. Под плащ, наброшенный на тонкую сорочку, быстро забрался холод, но Анна совсем не чувствовала его сейчас, не обращала внимания на дрожь, бившую тело. Все происходящее ныне ей виделось каким-то странным сном. Словно она нынче поутру так и не просыпалась, так и длился ночной покой, что приносил эти видения.
А потом Анна медленно разжала ладонь, роняя кольцо с аметистами в черноту колодца, навсегда вычеркивая из памяти этот день. Тихий всплеск, и снова тишина вокруг нее. Только собаки лают в отдалении, за стенками псарни.
И снова в обратный путь. По хозяйственному двору, мимо построек и людского флигеля, мимо кухни и коптилен, через задние двери в дом и далее по широкой мраморной лестнице, минуя спящего швейцара. По темному коридору почти на ощупь к своим покоям. Показалось ли ей или действительно в темноте коридора раздавалось еще чье-то дыхание, помимо ее собственного, тяжелого и учащенного? Анна не стала вглядываться в черноту осенней ночи. Быстро нащупала ручку на дверях в своих покои и скользнула внутрь, прячась за створкой от чужого взгляда, который явственно почувствовала на себе в этот миг.