Они вместе здесь вошли в пору юности. И оба здесь влюбились. И брат, и сестра. Оба в обитателей Гребнево. Андрей потерял голову от прелестницы Надин, а Софья отдала свое сердце ее кузену, приезжавшему погостить на лето из московского пансиона. Она встречала его неоднократно позднее и в Москве и любовалась им украдкой. Так к лицу тому был темно-зеленый мундир с черным воротом и петлицами артиллерийского полка, треугольная шляпа с черными петушиными перьями. И так сверкали его глаза, когда они случайно встречались взглядами. Она была ему по сердцу, она видела это в его глазах. Удивлялась, что он разглядел в ней, ведь только Andre считает ее привлекательной и то — исключительно из любви к ней, вестимо. Она видела в отражении зеркала, что ее нос чересчур широк, а скулы так и выпирают. Что губы не так красиво изогнуты, как у Надин, а пухлая нижняя только больше привлекает внимания к некрасивым чертам. Андрей со схожими чертами был все же привлекателен по-своему, она же — дурнушка дурнушкой!
Но мыслимо ли, что сей офицер артиллерии все же мог ступить к ним в дом с предложением после того скандала, что надолго, если не навсегда отвратил Алевтину Афанасьевну от семьи соседей? Мать даже слышать после той ссоры не желала ни о невестке ни о ее родителях, ни о других близких. Не раскланивалась с ними даже на церковном дворе, будучи в Агапилово с наездами, забывая о заповедях Господних, о всепрощении и милости. Оттого и отказала кузену Надин, когда он приезжал в московский дом Олениных прошлой зимой свататься к Софье.
О, Софи думала тогда, что ее сердце разорвется от горя! Столько слез он тогда выплакала, столько ночей не спала! Алевтина Афанасьевна отныне даже в церкви наблюдала за дочерью, чтобы та лишний раз не взглянула на офицера артиллерии.
— Мыслимо ли? С Мухановым племенем сызнова спутаться! Не бывать тому! Не бывать! — твердила она дочери. — Вот положишь меня в гроб и ступай к своему Муханову. А покамест — не сметь! Что ж за кара мне, Господи? Отчего детей мне подарил таких неслухов? Только на боль сердешную да на маяту одну! Это ж гляди-ка — Муханов!
Софи надеялась, что судьба переменится. Что Андрей, который всегда был благосклонен к ней, даст ей совет, как поступить в этой ситуации. Но когда тот приехал в Агапилово к Пасхе, завершив дела в Москве, отчего-то не смогла рассказать о своей незавидной доле, промолчала. Да и брат был не расположен для разговоров, как ей казалось тогда. Только хмурился и курил частенько, плотно затворившись в библиотеке.
Кто бы знал, что Софи видит своего любимого в тот день последний раз в жизни, когда тот спускался по ступеням дома, получив отказ в сватовстве? Кто знал, что ей суждено будет навсегда запомнить его именно таким — хмурым и расстроенным, с побелевшим лицом над воротом шинели, под темной треуголкой с черными перьями? Он взглянул тогда на нее от саней, ожидающих его у подъезда, посмотрел на окно, у которого она стояла, и улыбнулся. Словно прощался. Тогда Софи решила, что он отказывается от нее, что вскоре узнает о его венчании с другой.
Так и вышло. Почти. Он действительно больше никогда не вернется к ней. Пришел этот страшный день, и Надин написала ей, что ее кузен отныне никогда не ступит более на порог дома Олениных. Ибо в сражении близ Бородино капитан артиллерии Муханов был убит в схватке у своего орудия, сойдясь в рукопашной с французской кавалерией, атаковавшей его позиции…
Софи смотрела на Андрея и сжимала его руку, вспоминая о том дне, который отнял у нее надежду стать счастливой и едва не отнял брата. И снова не смогла сдержать слез, которые так и полились из глаз одна за другой.
— Довольно лить слезы! — резко заметила мать от окна, поджимая губы. — Андрей Павлович жив и цел телом, чего еще оплакиваешь? Спроси-ка лучше Андрея Павловича, есть ли у него вести о Марье Афанасьевне? Что-то давненько вестей не слала ко мне. Как с ней размолвились о candidature de 'epouser
[399], так и смолкла. Что там сестрица моя? Как здравие ее? Куда отправилась ныне, в столицу аль аж под Тамбов [400]уехала от француза?И Андрей снова помрачнел лицом. Нет, не от того, что мать не обратилась к нему напрямую, предпочтя игнорировать его по-прежнему. Оттого, что снова сжала сердце ледяная рука страха и неизвестности.
— Я получал вести от тетушки в последний раз, когда были у Дорогобужа, — ответил Андрей матери. — И последнее, что узнал — она выехала в конце августа из гжатского имения в сторону Москвы. Но в престольной так и не появилась…
Алевтина Афанасьевна немного помолчала, а потом сказала громко:
— Скажи Софи своему брату, что нет нужды тревожиться о судьбе графини. Rien n'a de prise sur la!
[401]Уж я — то знаю, пусть поверит мне… А что нареченная Андрея Павловича? Земли-то ее, вестимо, под французом ныне. И московские, и гжатские… А сама-то?