Мой ангел злой, моя любовь…

Ранее каждое слово причиняло ему острую боль, вызывало в нем горечь разочарования и потери, от которой долгое время не мог избавиться. Ранее эти слова вызывали в нем бурю эмоций, ранее он отвечал на них, пытаясь заставить ее замолчать, прекратить свои речи, и его ответы тянули за собой яростные ссоры на повышенных тонах голосов. Заканчивалось все тем, что Мария падала ему в ноги или хваталась за руки, пытаясь удержать, не дать оставить себя именно так — злым на нее, ненавидящим ее за каждое слово, что она позволила себе выкрикнуть в пылу ссоры. Мари плакала, а Андрей в первые их ссоры успокаивал ее, а после — равнодушно пережидал, пока прекратится истерика или вовсе уходил прочь, понимая, что именно его присутствие рядом разжигает огонь этого безумства, с трудом сдерживая собственную ярость, готовую выплеснуться на нее.

Со временем эти чувства, что вспыхивали в груди Андрея при ее зло жалящих словах, притупились, как ушла и их новизна. Потому и ныне стоял спокойно, облачаясь в мундир для парада и парадные сапоги, ни одна мышца на лице дрогнула во время монолога Марии.

— Сущее безумие держать ее так близко к себе! К чему вы позволяете себе это? И ей! Отчего она по-прежнему в Милорадово, в вашем имении, позвольте заметить! Отчего не уедет к своей тетке, ведь такая возможность? Вы помогаете ей… а думаете, она оценит ваши усилия по достоинству? Думаете, это поспособствует тому, что она отринет от себя былое, забудет обо всем? Вы же сами понимаете, как глупо выглядите ныне! Неужто не понимаете?! Все будут говорить о вас в уезде, как о глупце, коли проведают обо всем. Будут потешаться над вами… шептаться за спиной, как потешались тогда — cocu (рогоносец (фр.))! И она! Мало ей толков было! Все множит их и множит! Или она надеется, что по возвращении вы пойдете на спасение того, что когда-то было украдено у нее? А вы ведь пойдете на то! Вы говорили, что никогда не позволите себе взять супруги разведенную женщину… а падшую? Падшую взяли бы?! Взяли! Ее бы — взяли! Отчего вы молчите? Скажите хотя бы слово! Только не молчите!

Но Андрей молчал, понимая, что любое сказанное в этот момент слово в ответ только распалит ее, заставит вконец потерять голову от злости. Потому и не говорил ничего, ждал, пока она переведет дух, когда вспышка ярости сменится очередным раскаянием. И оно вскоре пришло, когда он уже был практически готов к выходу, а Прохор помогал прицепить к поясу ножны со шпагой.

— Простите меня, — произнесла Мария уже тише и спокойно. Ревность к той неизвестной, что снова могла быть с Андреем в эту ночь, превратилась за время бессонной ночи в приступ ненависти к той, что осталась в России, что по-прежнему стояла незримой тенью за спиной Андрея. И ныне этот приступ постепенно стихал в ее душе. Она ведь знала ответ на свой вопрос, знала, что он никогда не простит Шепелевой это предательство, как не сумел простить Надин. А помогал он той… что ж, свою невестку он тоже поддерживал ныне. Иначе он не мог. И разве не за это Мари его так любила?

— Простите меня, — повторила она, и Андрей кивнул ей в ответ. — Усталость с дороги и бессонная ночь… так шумели в биваках…, - и только потом спохватилась. Зачем она сказала это? Теперь у него в который раз появилась возможность напомнить ей, что он запрещал ей появляться в лагерях. Но Андрей промолчал на этот счет. Только заметил коротко:

— Вам следует поторопиться, коли желаете парад увидеть. Вскорости выступать будем уже из лагерей. Если желаете отдохнуть, то не торопитесь — здесь остается Прохор. Нынче на квартиры в городе становиться будем. Посему у него хлопот в лагере множество.

— Я поеду. Да разве ж могу не поехать? Я так желала увидеть Париж, — напомнила она ему, улыбаясь так широко, словно и не было той ужасной сцены недавно. — Вы же помните…

— Да, — согласился Андрей, кивая головой. Он помнил все доводы, которые Мари приводила, каждый раз возвращаясь обратно, когда он отправлял ее в Россию. — Помню, ma cousine…

Он снова напомнил ей о правилах, согласившись на которые она получила право снова быть рядом с ним пусть и на расстоянии. Выправив бумаги, назвавшись его кузиной, она сама себя загнала тогда в ловушку, из которой не знала доныне, как выбраться. А этой ночью вдруг вспомнила ту осень в Саксонии и нежданно для самой себя поняла, как следует поступить ей сейчас, когда война так близка к завершению, когда у нее так мало времени осталось.

Ребенок. Ей нужен ребенок. Как тогда, когда она едва не получила Андрея в свои руки так, как желала. Это самое верное средство.

— Я буду на параде всенепременно, — снова улыбнулась Мари. — Разве могу я пропустить ваш триумф? Это ли не счастье для меня — видеть вас здравым и целым при параде победителей в столице Франции!