Приодевшись за время замужества, Диана надевала новые наряды не для того, чтобы пленять мужчин, но чтобы раздражать женщин. Ей очень нравилось ловить на себе их завистливые взгляды. Но Таня с Катей настолько равнодушно смотрели на ее костюм, стоивший тысячу долларов, что Диане вдруг стало стыдно за свой слишком нарядный вид. Она даже непроизвольно ссутулилась, словно бы костюм был не вполне приличным.
Вообще ей показалось, что Таня с Катей относятся к ней настороженно, с неприязнью.
«Розенберг так обожал свою первую жену, – думали, наверное, они, – но, стоило появиться молодой смазливой девахе, как всем его высоким чувствам пришел конец. Так и наши мужья. Вроде бы они нас очень любят, но, если мы умрем, недолго будут горевать в одиночестве. Нарисуется такая вот Диана, и все».
Понимая это отношение, она решила вести себя независимо и не набиваться в задушевные подружки.
Квартира Колдуновых, недавно расселенная коммуналка, пребывала в очень плохом состоянии. Заметно было, что Катя из последних сил пытается сдержать разрушительные процессы, но это не всегда ей удается. В ванной и туалете был сделан простенький ремонт – Диана вспомнила рассказ Колдунова о том, как отважно Катя сражалась с нерадивыми мастерами, – но кухня с осыпающимся потолком, выкрашенная масляной краской, показалась ей поистине ужасной. Обои в коридоре тоже были старые-престарые, бумажные, в цветочек, с жирными пятнами вокруг выключателей.
Все здесь сыпалось, ржавело, рассыхалось, но хозяйка улыбалась гостеприимно и приветливо.
– Старшие дети гуляют, а младшие спят, – сказала она, усаживая гостей за стол, – так что мы сможем мирно попить чаю. Я так рада, что вы пришли, я ведь, кроме детей и Яна, почти никого не вижу.
Она поставила на газ белый эмалированный чайник с алой розой на пузатом боку.
«Как они бедно живут! – подумала Диана. – Заварка самая дешевая, мама такую же покупает. А чайнику лет двадцать, не меньше, эмаль стерлась. Если б я не купила торт, Кате нечем было бы нас угостить. А в ванной у нее даже крема для лица нет. Похоже, Колдуновы экономят еще больше, чем мои родители. Ну да, у них же одна зарплата на семерых. В точности по пословице – один с сошкой, семеро с ложкой. Интересно, есть ли у Кати хоть один тюбик губной помады? Не думаю. Да и на кой черт ей сдалась помада, если Колдунов ее и так обожает?»
Она с тоской посмотрела на Катю с Таней. Те уселись рядышком, такие близкие, как сестры, и Диане стало грустно, что она тут одна, сама по себе. Катя и Таня были настоящими женами, «половинами» своих мужей. Они шли с ними по жизни рука об руку, плечом к плечу встречая удары судьбы, а их мужья если и были в чем-то уверены в этой жизни, так это в том, что всегда найдут у своих жен поддержку и утешение.
Они жили со своими мужьями именно так, как Диана мечтала жить с Володей Стасовым… Глядя на них, Диана понимала, что близость, доверие и любовь между мужчиной и женщиной существуют на самом деле. Все это есть не только в мечтах и любовных романах, но и в реальной жизни, просто не досталось ей, Диане.
Да, она тоже замужем, причем за хорошим и преуспевающим человеком. И этот человек неплохо к ней относится. Но ему абсолютно до фонаря, что она думает и чувствует, и он вовсе не собирается делиться с ней своими трудностями. Он никогда не попросит ее ни о чем более серьезном, чем свиная отбивная с картошкой и квашеной капустой. Близость и душевное единение не купить никакими деньгами…
– Кать, ты что такая грустная сегодня? – тревожно спросила Таня. – Может, мы все же не вовремя?
– Я очень рада вам, девочки, правда, – повторила Катя.
– Но в чем тогда дело? – продолжала допытываться Таня.
– Да мама моя сегодня приходила, всю душу вымотала.
– А говоришь, никого, кроме детей и мужа, не видишь! – засмеялась Таня. – Что ей надо-то было?
– Как обычно, ничего! Абсолютно ничего! Она именно затем и приходит, чтобы показать, что ей ничего от меня не нужно. Да, сама я не могу уделять ей внимания, вся в детях, но старшие девчонки постоянно предлагают в магазин сходить, прибраться, окна вымыть. Но ей ничего не надо! Она сама все сделает, и пусть нам будет стыдно. Ей главное, чтобы мы себя постоянно виноватыми перед ней чувствовали!
Таня кивнула:
– Большой грех не делать людям добро, но не принимать добро, которое делают тебе, грех в тысячу раз больший.
– А полгода назад она ничего нам не сказала, легла в больницу желчный пузырь вырезать. Лапароскопически, там три дня всего лежать. Я говорю: мама, ну что же ты молчала? Ян бы сам тебе все сделал, а если бы ты не захотела к нему, так нашел бы тебе хорошего доктора. Я бы за тобой ухаживала… А вы, говорит, меня не спрашивали, как я себя чувствую, вам плевать на мое здоровье, лучше я сама, чем у вас одалживаться. Тем более твой муж воспользовался бы случаем и меня зарезал. А сам бы не догадался, так ты бы его науськала, вы же меня ненавидите.
– Извините, что я вмешиваюсь, – сказала Диана осторожно, – но такие речи нельзя принимать всерьез.