Естественно, что сари — одежда совершенно нецелесообразная для переплывания Ламанша, и на индианке, преодолевшей его, были, конечно, бикини, как и на всех, кто увлекается плаванием как спортом. Но таких очень немного. Миллионы индийских женщин ежедневно окупаются с головой в индийские воды, причем все это они проделывают в сари. Для них подобное купание не спорт, а гигиеническая необходимость, сари им не мешает. Когда бенгальская девушка выходит после купания из реки или из пруда в мокром, плотно прилегающем к телу сари, она подобна прекрасному творению талантливого скульптора.
Что касается остальных видов спорта, то в Шантиникетоне университетская спортивная площадка находилась прямо под окном моей комнаты. Познакомившись с универсальной ролью сари, я с большим любопытством ждала, в чем же появятся студентки на занятиях физкультурой — в сари или в европейских спортивных костюмах.
Оказалось — ни в том, ни в другом. Девушки вышли в индийской одежде, которая, однако, была компромиссной. То, что в сари нельзя выполнять гимнастические упражнения, преподавателям физкультуры было очевидно, но они понимали также и то, что не смогут заставить своих воспитанниц бегать на людях с голыми ногами. Поэтому они предписали каждой студентке пользоваться национальной одеждой Северо-Западной Индии — длинные брюки
Иногда, правда, сари мне просто недоставало. Даже в космополитической Калькутте. Все зависит от того, что вы хотите предпринять. В музеях, на выставках, в библиотеках, учреждениях я спокойно обходилась без сари. Когда же отправилась осматривать калькуттский храм богини Кали, я почувствовала себя там со своими открытыми ногами совсем голой. В соответствии с моей одеждой меня и приняли. У входа брахман взял с меня три рупии и полил на руки водой из Ганга. Совершив омовение, я ждала, что будет дальше. И напрасно. Он сказал, что иностранцам дальше идти нельзя. Я ушла ни с чем, потеряв при этом три рупии.
В другой раз (в одно из моих очередных посещений Калькутты) я тщательно готовилась к появлению в храме: не только надела сари, но и прихватила с собой знакомого бенгальца. Эта комбинация подействовала. За несколько монеток, которые к тому же заплатил мой знакомый, мне разрешили войти во внутренний дворик и брахман поставил на мой лоб тику, налив мне в ладони воду из Ганга, которую (вопреки предписаниям) я не выпила, а лишь смочила голову.
Я могла спокойно, никому не мешая, рассматривать толпы верующих. Сюда шли семьями, с маленькими детьми. Они кланялись богине Кали до земли и в упоении восклицали:
— Мать, о мать!
Я увидела там изображение Шивы, Кришны и других богов. За четыре рупии мне подарили огромные четки из ссохшихся коричневых ягодок рудракша, сделанные почитателями Шивы.
Всего за полрупии брахман помолился за меня какой-то богине, исполняющей желания. Он дал мне камешек на нитке и повесил его на дерево, специально предназначенное для таких просьб. Это было кактусообразное, без листьев дерево. Подобных амулетов там висело уже столько, что мне пришлось искать свободное место.
В мире много нуждающихся, а эта богиня — всемогуща. Говорят, ей приносили жертвы перед важными политическими событиями даже проживавшие в тех местах англичане.
Я сделала все как следует, и брахман заверил меня, что мое желание будет исполнено (оно было не очень важным и касалось моих занятий). Но тут ко мне подошел мой бенгальский друг, заболтавшийся со своим приятелем, и с удивлением спросил, почему я совершила жертвоприношение богине Шаштхи.
— Откуда я могла знать, что это Шаштхи, ведь здесь ничего не написано и брахман мне ничего не сказал, — ответила я.
Но ничего уже нельзя было изменить.
— Шаштхи — богиня детей, — пояснил он, — ни о чем другом просить ее не имеет смысла. Она все равно пошлет только детей.
На дереве забавно раскачивался мой камешек на веревочке, и я лихорадочно думала, сколько же детей пошлет мне Шаштхи. Полдюжины? Но, слава богу, обошлось. Число моих детей соответствует европейским, а не индийским стандартам. Это, наверное, потому, что я проделала лишь часть обряда. Воду из Ганга я так и не выпила.