Рывок. Я на столе. Ему хватает мгновения, чтобы переместить меня сюда. Раздается какой-то грохот. Похоже, что несчастное кресло все-таки перевернулось.
— Черт с ним, — словно читает мои мысли Олег.
Хрипотца в голосе доводит до восторженного сжатия сердца. От желания, что плещется в изумрудном взоре, внутри все переворачивается. Сама тянусь к нему и довольно стону, когда он вновь целует меня.
Хватаю край рубашки, вытаскиваю из-под ремня и забираюсь под нее ладонями, чувствую рельефные мышцы.
Вскрикиваю, когда его рука лезет под юбку. Резко, не давая шанса на отступление. Одним движением Олег сдирает колготки до колен вместе с нижним бельем. Уверена, что слышу треск, но мне плевать.
Прикосновения, жесткие, но в то же время нежные, заставляют прогнуться в пояснице. Ловлю ртом воздух, сжимаю ногтями плечи в плотной рубашке. Хочу, чтобы на нем тоже остались отметины. Такие же, как те, что появляются внутри меня.
Его язык касается мочки уха, зубы скользят по нежной коже. Опускаются ниже, к ключицам. Треск пуговиц, после чего вздымающаяся грудь полностью занимает все внимание Олега.
— Ты моя, — выдыхает, и с моим визгом растягивает меня на столе.
От ласк вибрирует тело, кружится голова. Они порочные и дикие, как бы намекают, что я теперь в их власти. Сладкие и болезненные спазмы сжимают внутренности.
На краешке угасающего сознания в судорогах бьется мысль, что нам лучше остановиться. Офис, переговорка. В любой момент сюда может кто-нибудь войти. И от осознания подступающей опасности ощущения становятся слаще.
Наслаждение горячими волнами спускается книзу. Где моим телом сейчас правит Олег.
Новый рывок. Лежу на животе с задранной до талии юбкой. Гладкая ткань брюк встречается с оголенными бедрами. Закусываю губу, рву до крови податливую и незащищенную плоть.
Сносит башню, все преграды устранены. Первый спазм сводит мышцы до щемящей боли, затем до ласковой щекотки под ребрами.
Распахиваю глаза и оглядываюсь.
Взываю к голосу разума. Олег Шершнев, которого я терпеть не могу всеми фибрами души, доводит меня до финальной точки своими волшебными пальцами. Бессовестно погружает в пучину безумия. Я скоро воспламенюсь в его руках. Утону в океане восторга, где тону последние несколько минут.
— Шершнев, — ерзаю, пытаюсь выбраться. — Олег!
Его ладонь давит на поясницу, вжимает в лакированную поверхность. Горячее дыхание скользит по уху.
— Нет, Лена, — низкий бас бьет точно в цель, тело скручивает новый спазм. — Никуда ты не пойдешь.
Крепкие зубы впиваются в тонкую кожу над пульсирующей жилкой. Вскрикиваю, полностью теряю контроль. Всхлипы вперемешку с протяжными стонами бессвязно вырываются изо рта, комната перед глазами плывет и меркнет. А потом вспышкой приходит осознание произошедшего.
Меня довел до оргазма мой злейший враг.
Звук расстегивающейся ширинки быстро приводит в чувство. Переворачиваюсь и, вскочив на ноги, судорожно натягиваю колготки.
— Козел! — выкрикиваю, наспех расправляя юбку. — Какой же ты козел, Шершнев.
Перед затуманенным взглядом все качается. Замечаю шок на лице Олега.
Потому что сейчас его глаза разъяренно сверкают, словно два драгоценных камня. Предупреждающе выставляю руку и ору, точно ненормальная:
— Не подходи ко мне!
— Лена, — Олег делает шаг вперед.
Недолго думая, замахиваюсь. Звон пощечины разлетается по душной переговорке.
— Никогда, — цежу сквозь зубы. — До конца недели я в отпуске! За свой счет! Счастливо оставаться! — выкрикиваю последние фразы на бегу и уношу оттуда подкашивающиеся ноги.
Глава 17
Неделю спустя
— Все хорошо, милая, — отец кашляет и сжимает мою руку. — Поправлюсь, куда денусь?
Киваю. Разве можно иначе?
Но ни капли себе не верю. Слишком давно он лежит здесь, весь обвитый бесконечными трубками. Теперь каждый вдох папы контролируют аппараты.
— Ты обещал погулять на моей свадьбе. Помнишь?
— И станцевать танец отца и дочери. Конечно, милая, — морщинистая рука дрожит.
У папы кончаются силы. А у меня в груди сжимается болезненный комок.
Белые стены палаты давят похлеще узкой кабины лифта. Клаустрофобия, которая началась с одного имени. Олег Шершнев.
И, похоже, последний шанс на спасение родного человека.
Неужели так бывает? Трясу головой.
Мы в двадцать первом веке. Способов получить деньги гораздо больше, чем один.
Мама кладет ладонь на плечи. Из нас всех она держится лучше всего. Иногда кажется, что у нее совсем атрофировались чувства.
Ничего удивительного. Я бы на ее месте давно сошла с ума.
— Пойдем, дорогая, — золотой перстень проносится перед глазами. Единственное украшение, оставшееся у мамы после оплат по счетам. — Папе нужно отдохнуть.
Как она все это тянет? Особенно сейчас?