– Обещаю. Сделай, что я скажу.
– Йес, сэр!
Глава 10.
"Еще одно краткое лирическое отступление я хочу посвятить Артемию Курину. Его порой воспринимают через призму событий карьерного взлета, мастерски обеспеченного компанией "GEM". Его имя обросло легендами и домыслами, и только мы знаем правду. Кем он был и почему так рано ушел.
В тот момент, когда это случилось, мы были рядом. Мы видели все своими глазами. Знали каждую деталь. В том числе и то, чего не знал никто кроме нас.
Говорят, что есть время героев и время подражателей. Артемий Курин мог бы стать настоящим героем. Талантливый музыкант, мистическая личность, что там еще про него писали? Он мог бы стать героем времени. Или героем романа. А стал героем нескольких заметок в светской хронике. И все.
Красавец Артемий Курин родился не в свой срок. Финита. С его внешностью испанского мачо, характером завоевателя и обаянием самого жестокого разрушителя девичьих сердец надо было появиться на свет в совсем иную эпоху. Но он появился на свет тогда, когда был дан приказ свыше – хоть немного разбавить застывшую серую массу погрязших в материализме людей хорошей дозой адреналина.
Потому что глобальная, исторически складывающаяся жизнь человеческих цивилизаций делится на две части – когда что-то происходит, действительно важное, входящее в эту самую долбанную историю, когда рождаются люди, коим суждено стать легендами, люди, чьи имена высекут в камне или вышьют шелком на подушках. И десятилетия, даже целые столетия, рождаются, живут, творят и сотрясают целый мир великие личности.
А затем на фоне их невероятного величия напрочь тускнеют мелочные подвиги последующих поколений. Уже никого не удивишь возведением очередной пирамиды, завоеванием очередной империи или созданием целой индустрии рок-музыки, в которой спортивные стадионы становятся ареной неистовых страстей, лимузины – средством передвижения, а миллионные тиражи – нормой продаж.
Двадцатый век стал временем настоящих героев – тех, про кого запоем читали сотни книг с черно-белыми фотографиями, тех, от прикосновения которых надолго сходили с ума не годами не мыли осаленную часть тела… Это было время тех, кто в жгучем горниле безумного мира голыми кулаками ковал первый раскаленный от страсти металл…
Это было целое столетие, когда одним ударом по струнам в порошок стирались все запреты и моральные доктрины, возводимые схоластическим пережитком империализма. Было время, когда под истинным страхом расстрела в лубянских подвалах или мучительной смерти от рук ошалевших гопов носили узкие брюки и снимали их перед толпой, чтобы показать ту часть тела, которая есть, но слова для нее нет. Время было для тех, кто мог от души размахнуться и швырнуть к чертям свинячьим из распахнутого окна гостиницы главное орудие пролетария – черно-белый телевизор…
Для всего этого время было. И оно прошло.
Маятник ослепшей от старости истории раскачали вместе с миром так, что он взлетел на неизмеримую высоту и, задержавшись на краткий миг беспредельных девяностых, с неукротимой скоростью полетел обратно. Чтобы крушить на своем пути все, что было создано этим лихим столетием войны за антимораль.
Разогнавшись и раскалившись добела, металлический маятник настолько крепко врезался в толпы, сгрудившиеся по десяткам стадионов, что осколки, ошметки и детали человеческих душ расшвыряло на километры вокруг. И зрелище в одночасье сметенных и смятых было столь шокирующим, что надолго, похоже, на такую же сотню лет, больше никто не рисковал собираться такой огромной толпой…
Толпы уцелевших перепугались до симптомов диареи и заикания, моментально рассосались и разбежались, чтобы снова не попасть в дикую мясорубку. А потом надолго заткнулись притертыми пробками в своих кирпичных стенках, обложились модными видиками, импортными шмотками и вседозволенными порнофильмами, которые теперь можно было купить в любом ларьке.
Наигрались, нажрались, нахлебались. Досыта, допьяна, до хрена…
Одинокие герои, жаждущие продолжения славных и страшных дней, герои, привыкшие видеть под ногами тысячи голов, герои, рожденные, чтобы побеждать морально-этических драконов, одиноко паслись разношерстным стадом по опустевшим сценам и охрипшими голосами призывали тех, кто еще вчера исступленно орал вместе с ними.
А потом, убитые ответной тишиной и кирпичным одиночеством, уныло разбредались по своим норам. Легенды столетия рассыпались по мелким клубешкам с картонными стенами, по дешевым антикризисным подвалам, где можно было врубить погромче заштатовский комбарь и до сипоты и одурения продолжать вопить, закрывая глаза и мысленно представляя себя Большим Героищем, под ногами которого плещется море задранных голов…
Артемий родился незадолго до того, когда шарахнуло впервые. Огромной, крючковатой, увесистой цифрой девять…