И вечер был не самый поздний, однако на автобусной остановке было безлюдно. Да и транспорт почему-то задерживался. То ли снова перебои с бензином, то ли очередная забастовка водителей.
Вглядываясь в глубину дороги, а вдруг появятся на горизонте очертания автобуса, Василиса не сразу заметила, что напротив остановки притормозил огромный внедорожник, и три пары антрацитовых глаз изучающе вперились в нее, словно оценивая товар в лавочке.
Переглянувшись и что-то буркнув друг другу, обладатели черных глаз и мрачных ухмылок вышли из машины и молча, отработанными движениями заломили девушке руки, закрыли ладонью рот и свалили в машину, для вескости сопроводив сие действо болезненным ударом под дых.
– Не вздумай дергаться, – каким-то нечеловеческим голосом произнес один из похитителей, глядя Василисе в глаза. И она сразу поняла, что дергаться просто нельзя. Потому что за первым же неосторожным движением последует смерть. Этим парням не страшно убивать. Они привыкли. Никто не будет бегать с листом опроса свидетелей. Никто не будет поднимать на уши весь город и искать виновных. Милиции давно не платили зарплату.
Через три квартала на такой же безлюдной остановке обнаружилась еще одна симпатичная девочка, которая получила свой упреждающий удар, правда, в лицо, за то что посмела вырываться, и теперь они обе сидели на заднем сиденье, пытаясь понять, куда их везут. И выживут ли они после этого.
История была… почти обыденной. Василиса могла поклясться, что вторая девочка тоже так думает. Газеты пестрели разноголосыми воплями борзописцев о том, что охамевшие чурки буквально на глазах у свидетелей хватают девчонок, тащат в бани и съемные квартиры, а наутро молчаливые врачи скорой помощи увозят или истерзанные, но живые тела, или не успевшие остыть неопознанные трупы.
А следствие разводит руками и говорит, что улик и свидетелей не найдено, что дело закрыто за отсутствием чего угодно – от состава преступления (типа нехрен ходить в мини-юбке по ночам), до элементарного желания вообще заниматься подобной тягомотиной, грозящей превратиться или в полноценный глухарь, или не менее полноценный геморрой, если вдруг найдутся свидетели и улики. Жить хотели все, следователи и врачи тоже.
Поэтому оставалось только гадать – останется ли она жива. И в каком состоянии останется.
А дальше было жутко. Была какая-то дорогущая баня, с бильярдным столом и "комнатами отдыха". Василису бесцеремонно бросили на этот чертов стол, забыв постелить хотя бы простыню. Чувствительная кожа была до крови истерта жестким сукном. Двое более молодых отморозков методично, до скуки агрессивно и однотипно трахали ее, вспоминая все скудные познания о камасутре. Иногда перемежали свои действия несильными, но непременными ударами, оставляя на и без того израненной коже ссадины от ногтей. Антрацитовые глаза были словно неживыми, лишенными какой-либо человеческой мысли. Они смотрели, как она плачет, как кусает губы, стараясь не орать – потому что за каждый крик наказанием служил очередной удар. И ни один из них не мог кончить. Они сменяли друг друга, отдыхая по полчаса, и снова продолжали. Сколько времени это длилось? Много. Несколько часов. Потому что где-то в углу стоял видик, и заботливая бабка-банщица, заходившая время от времени "поднести чаво", уже трижды поменяла кассету. Каждый фильм по полтора часа…
Наркоманы! – осенило Василису. Она слышала об этом, что под "чернухой" член стоит как кол, но кончить не можешь, хоть тресни.
Чувствительность притупляется до предела… Они так могут сутки еще продолжать, пока не кончится действие этой дряни. Попросить что ли у них немного поделиться? Чтобы тоже ни черта не чувствовать!
Боль становилась невыносимой, спина нещадно саднила, обтисканные и обкусанные соски горели огнем, руки, которые ей постоянно прижимали к столу, были покрыты синяками… а они продолжали сменять друг друга и тупо, по-скотски трахать ее.
Но опуститься до их уровня, угоститься чернухой? Нет! Лучше пусть будет боль и полное осознание, но не такое же омерзительное существование на уровне скотины. Она сильнее.
Под утро появился третий. Видимо, старший. Потому что оба молодца резво надели штаны и, подхватив вторую девчонку, уже потерявшую сознание от боли, убрались куда-то в предбанник.
Старший презрительно окинул взглядом распластанное на столе тело, пробурчав что-то типа "порченая", но отказываться от удовольствия не стал.
Легко дернул Василису за руку, стащив со стола, и повел в сторону комнаты отдыха. Единственное, что можно было назвать облегчением, это то, что там была кровать.
– Ну что, девочка, – вальяжно протянул Старший, поудобнее устраиваясь на кровати, – Жить хочешь?
– Да, – хрипло отозвалась Василиса.
– Постараешься – будешь.
– Ты под чернухой? – внезапно спросила Вася. Она сильно рисковала, задавая подобные вопросы, но выбора у нее не было.
– Да мы пожизненно под ней, – как-то неожиданно устало ответил не-человек.
– Тогда можешь сразу убивать, – обреченно возразила Василиса.