Мой брат – Че

Мой отец первым из нашей семьи уехал жить на Кубу – это произошло в 1974 году. Он испытывал большие проблемы с деньгами. Он жил в своей студии на улице Парагвай вместе с новой женой Анной-Марией «Тутти» Эрра и их двумя детьми, Марией-Викторией и Рамоном. В то время он и его жена были художниками. Но у них не получилось. Мой отец также решил опубликовать книгу воспоминаний об Эрнесто. Но тут возникли сложные вопросы авторского права. Роберто, Селия, Анна-Мария и я не согласились с публикацией этой книги, которая показалась нам более отражением эго нашего отца, чем долгом памяти. Мне показалось, что этот проект стал для него способом заявить: «Я тот, кто я есть, отец известного революционера, и я хочу превращать в деньги все, что принадлежит мне по праву». Однако эта книга не увековечивала идеальный образ моего брата, потому что отец переиначил одни факты и приукрасил другие. В частности, он решил включить в книгу письма Эрнесто, удалив из них целые абзацы, отражавшие конфликт между ними. Я считал, что нужно опубликовать письма полностью, в том числе и самые нелицеприятные их моменты. Короче говоря, этот проект меня раздражал. Мой отец думал, что может говорить все, что ему вздумается: мы бы никогда не стали противоречить ему публично. Но когда Эрнесто писал нам о своих путешествиях, он часто сталкивался с моим отцом по политическим мотивам. Он все время повторял «твои друзья янки», но когда Эрнесто уже превратился в миф, мой отец полностью изменил тональность и начал критиковать Соединенные Штаты, этих империалистов. Я так и не понял, по расчету или по убеждению. Он, безусловно, имел право изменить свое мнение. Но кто знает? Возможно, Эрнесто удалось переубедить его. В конце концов, он обладал мощной силой убеждения.

Роберто не был согласен со мной, и нам приходилось спорить с ним по поводу отца. Мой брат до сих пор считает, что я вел себя с ним слишком жестко. Может быть, это и так. Я был самый младший, и я имел свой особый опыт, отличный от опыта моих братьев и сестер. Я провел много лет с матерью, и я видел, как она страдает от их расставания, как она потом болела. Мой отец был человеком чрезвычайно сложным, и ему трудно дать четкое определение. У него было много друзей и много связей: он приспосабливался к любой ситуации, и его многие ценили. Но у него были не все дома. Почему? Это вопрос на тысячу евро. Я потратил много времени, ругаясь с ним. Я обвинял его в незрелости. Какое-то время я почти не разговаривал с ним. А в 70-е годы между нами все окончательно испортилось. Я понял, что дальше так продолжаться не может, если мы хотим сохранить хотя бы видимость единства семьи. Нужно было решение: принять его таким, какой он есть, или вообще прекратить видеться с ним. Я выбрал первое.

В преклонном возрасте семидесяти трех лет он боролся с неразрешимыми проблемами в Аргентине и вынужден был сражаться на многих фронтах. Его двое маленьких детей не значили для него ровным счетом ничего и очень от этого страдали. Чтобы все усложнить еще больше, он поддержал коммунистическую организацию «Национальное движение в защиту нефтяной промышленности и энергетики» (там, кстати, и моя мать была членом). Хуан Перон был у власти и преследовал левых. Мы чувствовали, что петля вокруг нашей семьи затягивается. Для людей с фамилией Гевара представляла проблему не только политическая ситуация, но и то, как мой отец реагировал на нее, еще более усугубляя риски. Мы никогда не знали, какие роковые слова он произнесет, как нерационально отреагирует на то или иное событие. Начиная с 1974 года страшное «Тройное А» находилось в самом расцвете.

Мне пришла в голову идея отправить его на Кубу. Его проблемы исчезнут, едва он ступит на землю Гаваны. Это был все-таки отец Че. Роберто отказался вмешиваться. Для него было рискованно занимать какую-то позицию в пользу острова. Анна-Мария уже обосновалась там: ее муж Фернандо Чавес был выдворен из страны военной диктатурой Алехандро Агустина Ланюсса[77] в 1972 году. Фернандо был профессором в университете и активистом PRT. Его арестовали, а потом освободили в обмен на обещание покинуть страну. В день их отъезда в изгнание вся наша семья сопровождала их к аэропорту Эсейса. Нас тщательно обыскали. Там была целая армия сотрудников полиции и, возможно, подручных «Тройного А». Моя сестра Селия показала им жест рукой, чрезвычайно неприличный жест, но она была такая: безрассудная, мятежная, любительница высказаться.