Она вернулась из изгнания через несколько месяцев после избрания Рауля Альфонсина 30 октября 1983 года. Роберто последовал за ней. А вот Анна-Мария и мой отец предпочли остаться в Гаване. После моего освобождения я виделся с ними достаточно регулярно, так как моя профессиональная деятельность заставила меня часто совершать перелеты между Аргентиной и Кубой. Мой отец сблизился с моими детьми, а также с детьми Эрнесто, особенно с последним, который едва знал своего отца. Они задавали ему много вопросов о Че, и он был рад поведать им о его детстве, юности, его увлечениях и путешествиях.
Мой отец умер в 1987 году в возрасте восьмидесяти семи лет от кровоизлияния в мозг, и умирал он несколько недель. В день, когда случился удар, меня самого госпитализировали в Гаване в самом плачевном состоянии. Я тяжело заболел в Аргентине, но не имел медицинской страховки, и меня через несколько дней по настоянию Роберто перевезли на Кубу. Десять часов перелета были ужасными, и казалось, что они никогда не закончатся. Мне выделили целых три кресла, чтобы я мог лежать. Я думал, что никогда не доберусь до места назначения. Я страдал от крайне редкого заболевания, это был синдром Гийена-Барре[80]
– штука, которая случается в одном случае на миллион, которая влияет на периферические нервы и выражается в страшной слабости, а порой и в прогрессирующем параличе.Когда мы наконец приземлились в Гаване, команда врачей уже ждала меня в аэропорту вместе с машиной «Скорой помощи». Я очень сильно болел в течение трех месяцев. В это время мой отец постепенно угасал на другом этаже больницы. Я был слишком слаб, чтобы встать с постели, и я так его и не увидел. Так или иначе, он находился практически без сознания. Я узнал о его смерти утром по телевизору. Медсестра, находившаяся в моей палате в то время, бросилась выключать телевизор. Но было слишком поздно. Мне не удалось присутствовать на его похоронах. Он покоится в Гаванском военном пантеоне рядом с моей сестрой Анной-Марией, умершей через три года от рака костей.
Как же часто я спорил с отцом! После моего освобождения ему пришла в голову сумасшедшая идея опубликовать переписку моих лет лишения свободы. По его замыслу, эти письма представляли особый интерес: я там писал при помощи кода, чтобы избежать репрессий и цензуры. Я стал настоящим экспертом в искусстве выражать что-то, не говоря об этом непосредственно. Мой отец находил мои письма превосходными и желал поделиться ими с общественностью. Когда он предложил мне опубликовать их после моего освобождения, я взорвался. Не понимаю, как ему только могла прийти подобная идея. Это же была частная переписка между нами. Думаю, моя ярость его сильно испугала. И он отказался от своей затеи.
После его смерти я продолжил ездить туда-сюда между Буэнос-Айресом и Кубой. Я сблизился с моими племянниками и племянницами. Но – и я об этом горько сожалею – я не стал ближе к Фиделю. Просто я никогда не хотел получать выгоду от наших отношений, разве что в самых исключительных случаях.
Может быть, думал я, это не сделает чести моему брату, который был таким неподкупным и имел такое ярко выраженное отвращение к любым привилегиям.
Тем не менее я пребывал в хороших отношениях с Раулем Кастро и его женой Вильмой Эспин Гиллуа. Вильма была очень важной женщиной на Кубе. Она происходила из мощной и влиятельной семьи (ее отец был одним из адвокатов группы «Бакарди»), сама она блестяще училась в престижном MIT[81]
, где получила диплом в области гражданского строительства. По возвращении на Кубу она присоединилась к «Движению 26 июля» в провинции Орьенте и храбро сражалась с оружием в руках. Она была президентом Федерации кубинских женщин с 1960 года и до самой своей смерти в 2007 году. Она была очень сильной женщиной, воинственной, да еще и феминисткой, творившей чудеса во имя прав женщин и гомосексуалистов. До Фиделя Куба считалась страной несгибаемых мачо. Вильма помогла трансформировать ментальность. Ее дочь Мариэла стала директором Национального центра полового воспитания на Кубе; ее сын Алехандро служил полковником в министерстве внутренних дел. Мариэла гораздо больше похожа на мать, чем на отца. Рауль же в первую очередь военный! Он не говорит, он отдает приказы. Я действительно был весьма близок к этой семье. И в течение многих лет именно в их маленькой гостинице я останавливался, когда приезжал на Кубу.