Мой брат, мой враг

— Ну да, он в восемь закрывается. Только что мне там прикажешь делать? Деньги снимать со счетов?

— Вы никуда не поедете, Василий Егорович. Вы должны только сказать это. Пусть Ром, сам того не ведая, на нас поработает.

— Понял. Прямо сейчас вызову его.

Бильбао взглянул на часы.

По всему выходило, что Чех и Толян уже должны были тоже звонить ему.

Но телефон пока молчал.

Чех, как и обещал, подошел к Кисляку примерно в то же время, в какое Лукаш вез четырех охранников из команды Брута в загородный дом. С Чехом были Толян и Захар Скрипач.

У стойки торгаша стоял высокий мужчина в темном тонком свитере, подтянутый, с широкими плечами.

— А вот и продавец, — сказал ему Кисляк.

Мужчина вначале посмотрел на сопровождающих Чеха и усмехнулся:

— С охраной, смотрю. Рассчитываешь, я столько бабок отвалю, что один не донесешь? Или чтоб сразу на троих сделку обмыли?

— Я только сухое вино пью, — сказал Чех.

Брут хмыкнул, потом перевел взгляд на сумку:

— Показывай товар.

Он долго держал коробку с бабочкой, явно любуясь ею, казалось, он вообще забыл, зачем здесь, и Чех не мешал ему, но все же решил проявить свои познания в области биологии:

— Райская.

— Парадисиа, — непонятно ответил Брут. — Послушай, а если у твоего родственника действительно гвинейская коллекция, то нет ли там приамуса? Тоже из орнитоптер, только зеленоватая?

— Есть и зеленые, и красные, только я в них не разбираюсь, — пожал плечами Чех. — Ты мне хотя бы на картинке ее покажи.

— Поехали к твоему деду, — решительно сказал Брут.

Чех коротко рассмеялся:

— Нашел дурака. Посмотришь, покупать откажешься, а потом квартиру обчистишь. Или с хозяином напрямую договоришься, и я куш потеряю. Нет, не выйдет.

Брут все еще не выпускал коробку из рук.

— Если и остальные бабочки такие, то коллекция дорого стоит, честно говорю. За глаза покупать ее не могу. Посмотреть надо, может, у меня кое-что есть уже. Как же нам с тобой быть?

— Так книжки со снимками бабочек в магазинах продаются, — опять сказал Чех. — У меня зрительная память хорошая, сразу определю, какие у деда из них есть. Я такую книжку в «Глобусе», что в центре, видел. Проедем туда.

Брут подумал немного, потом взглянул на часы:

— Нет, мы не так поступим. Я на машине, садись, махнем за город, ко мне на дачу…

— Я с ребятами, — прервал его Чех.

— Да пожалуйста.

— И у магазина тормознешь, я хорошего вина куплю. Ведь эту коробку купишь же? Обмыть надо будет.

— Считай, что уже купил, — сказал Брут. — Но вином я угощу. Настоящим, бочковым. Поехали.

Коробку с бабочкой он так и не отдал, положил ее в сумку, висящую на плече. Оттуда же вытянул несколько сотенных, протянул Чеху:

— Цену знаю, расплачиваюсь без дураков.

И после паузы добавил:

— Даже если предположить, что никакого деда-зоолога у вас троих, залетные вы мои, нет. Был бы в нашем городе зоолог, разве я бы его не знал?

Ехать пришлось недолго: от трассы вдоль лесополосы к дачному поселку вела грунтовая, но хорошо укатанная дорога километров в пять.

Поселок этот был элитным, дома из красного штучного кирпича строились явно не по типовым проектам. И даже в ряду строений с башенками, садами на крышах, уменьшенных средневековых замков жилье Брута выделялось. Оно было огромным и мрачноватым, словно предназначалось для дикаря-великана, с которым в конце концов расправился Кот в сапогах. Так успел подумать Чех, прежде чем тяжелые грязно-зеленые ворота распахнулись и машина въехала во двор.

Ворота открыл человек в спортивном костюме с маленьким и кривым носом боксера.

— Все нормально, Стас? — спросил его хозяин.

— Никто не звонил, — ответил тот.

— Мы сейчас с гостями поднимемся наверх, коллекцию посмотрим, а ты спустись в подвал, накрой там столик.

Стас кивнул.

Из пристройки, которая, скорее всего, служила летней кухней, показалась женщина. Ей было лет двадцать пять. Красивое лицо печалили красные, кажется, заплаканные глаза.

— Исчезни, — процедил Стас, и женщина тотчас ушла внутрь помещения.

— Слушай, — сказал Чех, — а может, сразу горло промочим, а? Если честно, мне все эти бабочки до лампочки.

Брут заулыбался:

— Душа горит? Ладно, пойдем. — И к Стасу:

— Пивные кружки там? — Тут же пояснил: — Недавно мне бочонок молодого вина привезли, дегустацию я провел, теперь пить надо, а не дегустировать. Хорошее вино.

Зашли на веранду, открыли люк в полу. Подвал оказался глубокий, бетонированный, в него вела крепко сбитая деревянная лестница. Внизу стоял грубо сколоченный стол, возле него на подставках покоились три бочки.

— С какого начнем, молодые люди? С белого, красного?

— Если грузинское, то с красного, — сказал Чех.

— И я того же мнения.

Он взял первый бокал, склонился над краном, словно специально подставив для удара шею. Толян не упустил такого шанса. Брут упал, припечатавшись лбом к бетону. Но все же он был слишком крепок. Перевернулся на спину, отжался на локтях, посмотрел помутневшими глазами на Чеха:

— Не понял. За что?

Кровь заструилась по рассеченному лбу.

— За Петрова.

Он, кажется, удивился:

— И кем же вы ему доводитесь?

Подогнул ноги, и Толян тотчас сказал: