Мой брат, мой враг

После разговора с Чехом вновь позвонил шеф.

— Я сказал Рому, что прежде, чем ехать в банк и на вокзал, надо на минуту заскочить домой. Вот из дому и звоню, а Ром с машиной у подъезда.

— Можете делать что хотите, хоть ванну принимать, — сказал Бильбао. — А водила пусть стоит и ждет.

Всех людей, которых сумеет собрать, Пугачев бросит сейчас на вокзал, решил Бильбао. Ему нужны деньги Солодовых, чтоб рассчитаться с Вагизом или просто положить их себе в карман, если он чувствует, что с кавказцем управится.

Он прошел на кухню, где пили кофе Коленька и Сиротка, постучал по циферблату часов, глядя на брата:

— Через десять минут выходим.

Налил маленькую чашку себе, присел на стул.

— Возьми меня с собой, — сказал Коленька. — Крови адреналин нужен. И потом, я просто засиделся. Возьми. Завтра же я уеду в Ростов, больше ни о чем просить не буду.

— Я не хочу этого делать. — Бильбао поставил уже пустую чашку в раковину, посмотрел на Коленьку: — Поначалу сам думал тебе предложить, но… На квартире у Пугачева, по идее, все должно пройти гладко, я с ним просто поговорю, объясню, что есть сила, которая его переиграла и переиграет в любое другое время. Ты там мне, конечно, сгодился бы, ты умеешь вставлять слова в нужные места. Только что-то вот тут… — Он постучал себя по груди. — Посиди дома, а?

— Брось, — сказал Коленька. — Нам всю жизнь везло. Не беда, даже если один раз и схлопочем по морде. Я одеваюсь.

Втроем они за двадцать минут добрались до дома, где жил Пугачев. Сиротка позвонил. Дверь почти сразу открылась. На пороге стоял хозяин и недоуменно рассматривал нежданных гостей.

Бильбао отодвинул его плечом от проема двери, дал возможность зайти в светлую квадратную прихожую брату и Коленьке, сказал при этом:

— На первый же звонок, вообще-то, открывать двери не рекомендуется. Надо хотя бы поинтересоваться, кто это приперся.

От Пугачева пахло спиртным.

— А в чем, собственно, дело? — спросил он. — Кому обязан вашим появлением?

Он старался выглядеть хозяином положения, но голос при этом дрожал.

— Ивану Николаевичу Петрову, — ответил Бильбао. — Помнишь такого?

Пугачев не ответил, только шумно глотнул воздух и глубоко выдохнул.

— В теле его сидят пули калибра пять сорок пять, — продолжил Бильбао, по-свойски пройдя прихожую и опустившись в мягкое кресло. — Из этого автомата стрелял тот, которого вы называете Мишкой Чумой, еще Михасем, а на самом деле фамилия его Чумаков. Стрелял, как мы знаем, и ты, и за это с тебя тоже будет спрос, но пока меня интересует другой вопрос: где Чума?

Пугачев еще старался держать марку, видно, выпитая водка помогала ему в этом.

— С кем имею честь… — начал он, но его перебил Коленька:

— Ты имеешь честь общаться с Бильбао, запомни это имя, думаю, пригодится. А вообще советую не спрашивать, а отвечать, хотя морда твоя, естественно, в обоих случаях будет бита.

Сиротка, стоя рядом с Бильбао, удивленно зашептал ему в ухо:

— На кой нам сейчас Чума? Давай с этим разбираться!

— Этот уже никуда не денется, — тоже тихо, но так, чтобы слышал Пугачев, ответил Бильбао. — Мне сейчас нужно все узнать о Чуме.

Коротким, без замаха, ударом он впечатал свой кулак в грудь хозяина квартиры, тот откинулся, и только близость стены не дала ему упасть. Так Пугачев и стоял теперь — прижавшись спиной к богатым темным обоям.

— Времени на раздумье я тебе не даю, — сказал Бильбао. — Где Чума? Быстро!

— В Ростове. Там есть дачи, на левом берегу Дона, в одной из них подружка его живет.

— Фамилия? — спросил уже Коленька, подходя к Пугачеву. — Нам нужны точный адрес и фамилия этой подружки.

— Я не знаю. Они когда-то в одном классе учились…

— Теперь в одном гробу лежать будут, — вставил Сиротка. — И ты рядышком.

Коленька стал так, что Бильбао не видел сейчас Пугачева. Он слышал только его голос, растерянный, дрожащий:

— Я вправду не знаю. Чума уехал в Ростов на время — отсидеться.

Бильбао чуть улыбнулся:

— Не хочешь ты говорить — скажет Ром.

— Так вот кто нас сдал, — прошелестел Пугачев. — Я же предупреждал Брута: не верь ментам, даже бывшим. Сдал, сука. Он столько знал… Все теперь…

Послышался хлопок, нерезкий такой, будто бахнуло шампанское. Коленька почему-то отшатнулся, потерял опору, и Бильбао подхватил его, не давая упасть. Тут же он заметил, что лежащим на ковру оказался и Сиротка. Но брат тотчас изогнулся, как кошка, в прыжке вскочил на ноги, прыгнул на дверь, уже захлопывающуюся за Пугачевым. Дверь все же закрылась чуть раньше, Бильбао до предела обострившимся чутьем услышал даже, как щелкает сложный автоматический замок. Теперь, чтобы открыть ее, надо разобраться с механизмом, — без толку, как Сиротка, бить кулаками в обтянутый кожей металл. Без толку.

Сиротка тоже это понял, повернулся к ним, и Бильбао увидел, как белеют у того глаза.

— Ты чего? — спросил он брата, и тут почувствовал, как тепло и влажно становится ладони, лежащей на щеке Коленьки.

Бильбао рывком повернул Коленьку к себе. Над левой бровью друга из пулевой дыры вытекала густая кровь.

— Что теперь? — спросил Солодовых.