— Теперь, по крайней мере в ближайшее время, вас никто не будет беспокоить, — сказал Бильбао.
Солодовых слабо кивнул:
— Я готов взять на себя все расходы на похороны…
— Не надо. Это мое дело, — перебил его Бильбао.
Они сидели в неосвещенном кабинете. Синий вечер уже проник сюда через открытое окно, и худой, сутулый хозяин был похож сейчас на темную носатую птицу.
— Что я могу для тебя сделать, Сережа?
— Узнать через своего милиционера все о Чуме. Кажется, он сейчас в Ростове, а там у него есть подружка, одноклассница…
— Хорошо. Это не проблема.
— И еще я должен уехать. Думаю, недели на две.
Василий Егорович ничего не ответил, Бильбао понял причину его молчания и добавил:
— Здесь ничего уже не случится. С вами остается Сиротка, я его проинструктирую на все случаи жизни. И потом, буду звонить сюда сам, в час, который вы назначите.
— Мне эти инструкции… — без энтузиазма сказал Солодовых, но тут же махнул рукой. — Отпускать не хочу, однако и отказать тебе, конечно, не могу.
— Ром не объявлялся?
— Думаю, уже и не объявится. Вчера я держал его у дома почти до девяти вечера, а потом приказал прибыть сегодня к восьми утра. Ни его, ни звонков.
— Иначе и быть не могло. Ром неглуп, и когда узнал, что на его стаю проведена облава… — Бильбао зло улыбнулся. — Не дай бог попасться ему теперь на глаза Пугачева.
Солодовых удивился:
— И что будет? Ведь они, как ты говоришь, из одной стаи?
Бильбао не ответил. Он подошел к темному окну. Звезд на небе не было видно. Далеко на западе молнии подсвечивали темные тучи. Приближалась гроза.
Глава 5
— Я умею только играть на скрипке, и больше мне, признаться, ничего не хочется!
Миша сидел в летнем кафе за тем же столиком, где он когда-то поздним вечером играл Бильбао и Наташе. Глаза его были так печальны, как могут быть печальны лишь глаза старых евреев.
— Вот если бы ты просто искал друга… Но я ведь чувствую, что ты ищешь не друга.
— Я ищу не друга, — подтвердил Бильбао.
Миша горестно вздохнул:
— Когда-то я дал себе слово ни во что не вмешиваться. Мое вмешательство уже выходило мне боком. — Он приложил ладонь к низу живота. — В прямом смысле. Меня пырнули финкой только за то, что я решил заступиться за женщину. Ее били, и я сказал свое слово. Тогда начали бить меня, и эта же женщина обозвала меня жидовской вонючкой.
Скрипач вновь наполнил стаканы вином, взял пальцами кусок белого солоноватого сыра.
— Почему ты не пьешь? — спросил он Бильбао.
— Я на работе, — чуть улыбнувшись, ответил тот. — Ладно, мне пора.
Бильбао встал, и Миша задал еще один вопрос:
— Почему ты не привел сюда свою девушку? Она очень красивая.
— Своих девушек я не привлекаю к своей работе. И тебя не буду. Прости.
Он положил на стол крупную купюру и собрался уже было уйти, но старый скрипач сказал:
— Я знаю, кто тебе нужен. Вера Маслова. Она живет через три дома от того, который охраняю я. Белый кирпич, синие ворота, на крыше флюгер в виде петуха. Он один такой на дачный поселок. Ты увидишь его сам. Я не пойду с тобой. Я всех знаю — и меня все знают. Зачем тебе проводник, так?
Бильбао хотел добавить к купюре еще одну, но Миша, заметив это, покачал головой:
— Здесь хватит, чтобы рассчитаться за вино. Больше не надо. А с девушкой обязательно приходи. Я вам сыграю. Хотя она не любит музыки. Но терпит, и то хорошо.
— Почему ты думаешь, что не любит?
— Потому что я старый еврей и понимаю больше, чем вижу. Наташа сложна… Ну да ладно, не слушай меня. Тебя сейчас ведь интересует другое, да?
— Эта Маслова живет одна?
— Дача принадлежит ее старшему брату, он с женой и детьми приезжает туда на выходные. А по будням она обычно одна. Правда, сейчас с ней живет друг, я думаю, ты приехал как раз из-за него. Мой тезка, тоже Миша, только молодой.
Бильбао задержался у стола еще на минуту, чтобы спросить:
— Почему ты думаешь, что я ищу именно его?
— Потому что он почти не выходит из дому, только выглядывает из-за забора. Этот Миша чего-то боится, я так думаю. Но он крепкий, иди к нему не один, если у тебя тут есть друзья.
— С друзьями такие походы кончаются плохо. Но за совет спасибо.
— Я когда-нибудь тебе еще сыграю, — сказал Миша и поднял тонкий белый палец. — Ты любишь нашу музыку.
По пустой дачной улочке от Дона в сторону трассы шел рыбак с удочкой. Был разгар будничного дня, и рыбак, как рыба, хватал ртом воздух. Он шел медленно, разморенно и остановился лишь у белого дома с синими воротами, да и то только лишь потому, что наконец-то увидел за ними живого человека.
— Хозяин, воды не дашь?
Тот, кого рыбак назвал хозяином, — плотно сбитый парень лет двадцати пяти, — чуть поколебался, но потом все же открыл калитку:
— Заходи, колонка во дворе. Сейчас я тебе кружку принесу.
— Да не надо, я так напьюсь, — сказал рыбак, склонился над колонкой и подставил запекшиеся от жары губы под струю.
— И как сегодня клев? — спросил хозяин.
— Не знаю, я рыбу не ловил.
— А что ж ты делал? — хмыкнул плотный парень.
— Стоял на вымостке, в бинокль смотрел.
— Куда?
— На твой дом. Как только увидел, что ты во дворе крутишься, так и подошел, воды вот попросил.