Мой брат, мой враг

Нелепые случайности иногда влияют даже на ход всемирной истории, а что уж говорить о частных случаях?! Боксер жил в районе Речного вокзала, шел через парк к метро и наткнулся на перебрасывающихся снежками парней. Тот снежок, который угодил в него, был рыхлым, слабеньким, можно и нужно было его не заметить, но Парфён посчитал за долг врезать тому, кто бросил его, в скулу. Парни не стали выяснять отношения с Парфёном на кулаках, словно знали, с кем имеют дело. Они пырнули его ножом, сзади, под лопаточку, всего один раз, но удивительно точно. И разбежались, даже не проверили карманы, где лежали деньги и пистолет.

Тело бывшего чемпиона обнаружили только утром.

А этим вечером, ровно в двадцать ноль-ноль, Бильбао стоял у выхода из метро «Люблино», поглядывал на часы и недовольно хмурился. Он не любил, когда опаздывают. Он сам был пунктуален и ценил это качество в других. Потому, увидев подходившего Сиротку, сразу выговорил ему:

— Ты не девушка, чтоб на свидания опаздывать. Чего удивленный такой?

— Я? Да нет, ничего, — сказал Сиротка. — Никакой я не удивленный. Просто не пойму, зачем позвал. Я тебе по телефону обо всем доложил: Коган полетела в свой Израиль, Елена сняла квартиру, в типографии твоей все тоже в норме… Зачем на ночь глядя встречаться?

— В глаза друг другу, брат, посмотреть. Выпить кофе, поговорить. Тебе не хочется домой, к нашему морю?..

Снег был каким-то робким: то срывался, слепил глаза, то, словно испугавшись своей прыти, вовсе затихал. Они медленно шли по тротуару, навстречу ветру.

— А что дома делать? — пожал плечами Сиротка. — Там нас не ждут, там мы никому не нужны.

— Хочешь сказать, что тут мы нужны?

— Тут мы хотя бы сами себя обеспечить можем, а вернемся — бычками, что ли, торговать?

— Можем обеспечить, — повторил за братом Бильбао. — Я, кстати, как раз по шкурному вопросу и захотел с тобой увидеться.

Сиротка настороженно посмотрел на него:

— Если много, то у меня нет…

— Много, очень много. Только я не просить их у тебя буду, а писать доверенности на твое имя.

— Не понял, — сказал Сиротка.

— Сейчас поужинаем, выпьем, согреемся — все поймешь.

Кафе располагалось в новом жилом доме, здесь еще чувствовалась необжитость, не хватало устоявшегося уюта. Кофе, правда, был ароматным, хорошо заваренным.

— Ты не знаешь, брат, почему люди предают? — спросил Бильбао. — Когда продают — еще понятно, финансовая выгода, говорят, двигатель прогресса, но когда даже не ради денег…

— Это ты о Наташке? — Сиротка печально вздохнул. — Бабам, Серега, вообще верить нельзя. Они непредсказуемы. У них своя логика. Вот возьми ту же Наташку. Она тебя никогда и не любила, это же ясно было. Но — кто еще мог вывезти ее из дыры в свет, одеть, прописать в столице, а? И когда она все это получила, тут же крылышки и расправила. Хотя на кого тебя поменяла, а? Ну что в нем такого?..

— Всё, — оборвал Сиротку Сергей. — Ставим точку. Теперь говорим по делу. Ты сам знаешь, в каком я сейчас положении. Облава на меня идет, и не знаю, вырвусь ли из-за красных флажков. Потому, брат, надо составить документы: все, что у меня есть, отдаю тебе. Доверенности пишу, понял? Выкручусь — хорошо, не выкручусь… В общем, объяснять не надо?

— Можно же уехать, если бабки есть, — неуверенно сказал Сиротка. — Это в Москве квартиры дорогие, а в другом городе…

— Никаких других городов не будет. Когда-то я слюни распустил, не отомстил за Коленьку, хотя мог и должен был… Но за Захара отомщу. Узнаю, как он погиб, почему. И за Когана. И… В общем, давай свой паспорт, я переписываю реквизиты, и встречаемся тут же, через четыре дня, в это же время.

Бильбао щелкнул пальцами, к ним подошла девушка:

— Посчитать?

— Это само собой. У вас, Полина, знаю, есть хороший кабинет, хочу его заказать на четверг. Бутылку коньяку, ну и все, что полагается для того, чтоб два человека спокойно обсудили свои дела.

Официантка кивнула, перевела взгляд с одного на другого:

— Вы братья?

— Теперь роднее, чем родные, — ответил Бильбао.

Сиротка натянуто улыбнулся.

— В твои дела я не вмешиваюсь и никогда вмешиваться не буду. — Наташа разлила чай по чашкам, распорядилась: — Подай лимон… Тоньше нарезай его, тоньше. Так вот, Володя, я не задам тебе лишних вопросов, но и меня прошу не учить жить: что кушать, что покупать, что надевать… Я кошка, которая живет сама по себе, понимаешь?

— Как славно ты мурлычешь у меня на коленях, — сказал Благой, пожирая Наташу горящим взглядом.

— Мне нравится это делать. Вот в постели можешь мной повелевать, но — нигде больше.

Благой силился сдержать победную улыбку, но это у него плохо вышло. Наташа заметила, спросила:

— Что кривишься? Тебя не устраивает мое условие?

— Очень даже устраивает.