Мой брат, мой враг

— Да чего отходить. — Толстомордый опять попробовал было сделать шаг к Бильбао, но тот, который назвался Чехом, повысил голос — видно, он был тут за старшего:

— Я сказал, Толян!.. Мы что, места лучшего для базара не найдем?!

Бильбао вышел из-за стойки, демонстративно засунул руки в карманы, не спеша отправился в сторону скамейки, где недавно сидел с Коленькой. Тотчас по обе стороны от него, шаг в шаг, как в армейском строю, пристроились крепкие высокие ребята. Еще четверо демонстративно стали за спинами налоговиков, сопровождая их. Чех сразу все понял, закусил губу, но угрюмо пошел вслед за Бильбао к скверу.

Остановились у кустов недавно остриженной акации. Здесь к Бильбао подошло еще несколько человек, и местные таким образом оказались в плотном кольце. Даже у Толяна глазки стали испуганными. Сник и Чех.

— Бильбао, ну мы пацанами были — дрались, а сейчас вопросы надо как-то мирно решать.

— Решай, — ответил тот. — О своих условиях я уже тебе сказал.

— Решать не в моей власти. Садись в машину, проедем в одно место, я там тебя познакомлю с кем надо. Вы сумеете договориться.

Бильбао взглянул на Коленьку. Тот покачал головой. Чех перехватил этот взгляд и истолковал его по-своему:

— Если боишься ехать один, пожалуйста: бери с собой пару человек. Вполне возможно, вам тоже найдется работа, войдете в долю…

Бильбао заулыбался. Засмеялись и парни, стоявшие вместе с ним.

— Ты не понял, Чех. Я поначалу подумал, мы будем договариваться о том, чтобы вы сюда носа не совали. А ты о работе, о доле толкуешь. Это не для меня.

— Может, отойдем на пару слов? — Чех хмуро оглядел крепких ребят, прибывших с Бильбао. — Мне кажется, ты просто кое-что не понимаешь.

— Не понимаю — объясни. При всех. Я от них никогда и ничего не скрываю.

— Ладно. — Чех вытащил сигарету, и по ней стало видно, как мелко дрожат его руки. — Когда из-за девок дрались — тут, Бильбао, базара нет. Кто победил, того и баба. А сейчас речь о деньгах идет. Вы лезете в наш карман, и все может закончиться очень даже печально.

— Начнем с того, что в карман лезете вы, — сказал Коленька. — В карман тех, кто за прилавком стоит.

Чех перевел взгляд на него:

— У нас не принято вякать третьему, когда говорят двое. Стой и сопи в две дырочки.

— У вас, значит, плохие порядки, — ответил ему Бильбао. — А теперь слушай меня. Садись со своей кодлой и побыстрее уезжай отсюда, а то у моих руки уже чешутся. И запомни: все, что я сказал, остается в силе. На этот рынок вы дорогу забудете.

— Не я решаю, но слова твои передам кому надо.

Орда нехотя расступилась, пропуская к красному «москвичу» одетых в черное налоговиков. Последним из них шел толстомордый. Прежде чем залезть в салон, он проворчал, ткнув пальцем в Бильбао:

— Не дай бог, встретимся!

— А чего откладывать? — Бильбао сделал пару стремительных шагов и оказался рядом с ним, придерживая дверцу автомобиля. — Пойдем, тут парк рядышком, и есть в нем укромное место. Минут десять нас подождут.

— Да ладно. — Это Чех вступил в разговор. — Сейчас не время…

— А третий не вякает, ты сам говорил.

Толпа одобрительно загудела, приветствуя слова Бильбао.

Толян все же хотел было сесть в машину, но на пути его стоял Бильбао:

— Один на один, без свидетелей. Слабо?

И действительно, через десять минут они вернулись. Понурый толстяк сел в «москвич» и под веселый гул орды рванул с места.

— И как поговорили? — спросил Коленька.

Бильбао пожал плечами.

— Ясно. Гамбургский счет.

— Это что такое? Слышал о нем много раз, а смысл толком так и не знаю.

— Борцы в Гамбурге собирались, при закрытых дверях, без зрителей. На цирковых аренах они дурочку валяли, на публику работали, а вот кто действительно сильнее, там выясняли, в Гамбурге. И никому об этом не говорили. Свой счет победам вели.

Рядом с ними оказался Кобылкин:

— Хорошо, Бильбао, все получилось, етить… Только скажи: вы и вправду здесь дежурить будете? Или сегодня шорох навели, а завтра нас запрессуют эти мордатые?

— Не запрессуют, — сказал Бильбао.

— Так можно нашим и передать? Они все меня просили это узнать.

— Торгуйте спокойно.

Кобылкин протянул ему пухлый конверт.

— А это что?

— Как что, етить? То, что ты с ребятами заработал. — Увидев, как Бильбао хмурится, Кобылкин поспешил добавить: — Не возьмешь — тебе не поверят, что будешь за нас. Бери. Мы тебе и половины того не даем, что налоговики оттяпали бы.

Сиротка взял конверт:

— Не обижай людей, Бильбао, — и уже сказал Кобылкину: — Спасибо, мы вас не бросим.

Бильбао собрался было вырвать конверт из рук Сиротки, но тут вмешался Коленька:

— Братан твой прав, Серега. Причем дважды прав, если ты действительно возьмешься тут порядок навести. Это труд, и он должен быть оплачиваемым, понимаешь? Кто-то свиней выращивает, кто-то их продает, и ты в этом цикле не просто посредник. Ты же на журналиста учиться будешь и газеты читать должен. А там пишут, что такие, как ты, делают процесс производства мяса экономически выгодным. Хорошо я сказал, а?

— Не слова, а песня, — пробурчал Бильбао. — «Процесс производства мяса»…