Мой брат, мой враг

— Десять, — сказал Лукаш вроде бы огорченно. — Не повезло тебе, парень. Что ж, и такое бывает. Главное, ведь не проиграл ничего, да? Дай-ка мне снимок этой девочки-то.

Скрипач вздохнул, достал фотографию, протянул ее Лукашу. Тот блаженно заулыбался:

— Ишь ты, какая! Груди хорошие. Целовать их буду. Ты у кровати со свечой станешь, а я ее…

— Чего? — У Захара желваки заходили на крупном некрасивом лице, он сжал огромные свои кулаки.

— Да ничего. Мы как договаривались? Что ты ее рекомендуешь, правильно? А вот кто как это слово понимает, об этом можно и поговорить. Если ты мне пиво какое-нибудь рекомендуешь, то я его как минимум попробовать должен, так?

У Захара и мысли работали туго, и слова рождались медленно, поэтому он только и сказал:

— Я прибью тебя, понял?

Лукаш выглядел по сравнению с Захаром мальчишкой. Невысокого роста, худощавый, да еще с бледной нежной кожей, не поддающейся загару. Даже лагерная жизнь не огрубила ее. Чужой силы на себе Лукаш не испытывал, умел ладить со всеми, но при этом перед авторитетами лишний раз не кланялся, держал свою марку, и его в общем-то уважали.

— Понял, Скрипач, понял! Отложим наш разговор до лучших времен. А сейчас давай еще по разу кости кинем. На то, кто кого угощать будет, когда выйдем отсюда. Ты опять ничем не рискуешь: все равно ведь по такому случаю стол накрывать надо. Я, если ты не против, сразу к тебе в гости махну, поскольку мне все равно подаваться некуда. Сядем мы с тобой в саду, под яблоней, возьмем банку самогонки, нарежем огурцов с помидорами, маслицем их заправим… Масло на воле, правда, говорят, дефицит, по талонам, но я его люблю, и потому достану.

Захар смягчился, мечтательно погладил короткий белесый чубчик:

— Мать с маслобойни принесет, у нее там знакомая работает.

— Вот и ладненько. Но сеструху-то пригласишь свободу нашу обмыть?

— Я ж тебе говорю: она студентка, в Ростове учится, на экономическом.

Дойник сидел, откинувшись на спинку стула, вытянув ноги, курил сигару, и пепел падал прямо на светлый полированный стол. Несмотря на жару, одет он был в темный костюм, и огромный, безобразно повязанный узел яркого галстука плотно стягивал у основания его длинную шею.

Казалось, что Чеха он слушал вполуха, невнимательно, и больше был занят созерцанием новых обоев, лишь вчера украсивших его офис. В кабинете еще стоял запах извести и краски.

Чех наконец закончил говорить и неуютно поежился, предчувствуя, какую реакцию вызовут сейчас его слова. И он не ошибся.

— Засранцы! Думаете, это вы для меня денег не привезли? Нет, это вы их для себя не привезли! И раз не хотите зарабатывать…

Чех осмелился перебить шефа:

— Почему не хотим? Но я еще раз говорю, Пал Палыч: их было десятка полтора. Нас там прибить запросто могли. А Толяну морду начистили.

— …Если боитесь зарабатывать, — несколько изменил свою же фразу Дойник и опять стряхнул пепел на стол, — то зачем вы мне нужны? Мне что, кормить, кроме вас, некого?

— Мы не боимся, Пал Палыч. Но вы сто раз предупреждали, что не надо самодеятельности, вот потому я и пришел все доложить и посоветоваться, что делать дальше.

— Посове-етоваться! — сказал врастяжку Дойник, выпрямился наконец на стуле, бросил докуренную до пальцев сигару в мусорную корзину и положил руки на стол. — Ну, слушаю я твои советы. Выкладывай, что предлагаешь.

Чех дернул плечами:

— Что скажете, то и сделаем. Я соберу своих, умоем мы этого Бильбао.

Дойник скривился:

— Их десятка два, вас с полсотни… Ты знаешь, какой потом разбор полетов будет? Шум на всю страну, ментов пришлют на каждого брата по десятку, копать станут. А нам светиться пока не надо, Чех.

Чех тут же согласился:

— Не надо, конечно. Тем более у самого Бильбао дядя милиционер. Капитан.

Дойник бросил на парня удивленный взгляд:

— И ты, засранец, предлагал тут драку устроить? Знал, что у этого типа выходы на ментуру, — и предлагал?

— Я ничего не предлагал, я пришел рассказать все, как было. Я пробовал с ним договориться, на свой страх и риск, между прочим. Сказал, оставь себе пятьдесят процентов, и разойдемся. Он не захотел и этого.

— Щедр ты чужие деньги разбазаривать. — Дойник встал, подошел к окну, тронул пальцем свежие пятна краски на стекле. — А что за капитан? Откуда? Я в районе вроде всех знаю.

— Да оттуда же, откуда и Бильбао.

— Что за кликуха такая чудная?

— Не знаю. Его фамилия Калганов, зовут Сергей. А дядя — Рыков. Ну, который в милиции работает.

— Рыков? — Дойник прищурился, потер висок. — Помню такого. Я его еще старшим лейтенантом знал. Заезжали как-то к нему вопросы решать…