Мой Чукотский дневник

Стемнело. Над черным ночным морем, освещенный миллиардами звезд, опрокинулся потемневший небосвод, на мачтах корабля зажглись сигнальные огни. Огибая самый южный мыс Сахалина, идем точно с запада на восток. Прямо поперек курса, над высокими черными силуэтами мачт, с желтыми пятнами огней наверху, словно гигантские ворота, повисла над безбрежной равниной моря огромная арка Млечного пути. Чуть слева по борту, низко над горизонтом – яркая белая звезда – это Венера. Прямо от нее к кораблю, по взъерошенной поверхности моря бежит блестящая серебряная дорожка.

На юге, вправо от курса, остались Японские острова. Еще сегодня утром видны были их закутавшиеся в облака снежные конические горы. Скоро, обогнув последний мыс, выйдем вдоль Курильской гряды в Охотское море.

Глухо содрогается весь корпус корабля, работают машины. На западе бороздят небосвод голубые лучи прожекторов; глухо шумит за бортом вспененная вода. Слева на темнеющем в ночи мысу, отчаянно захлебываясь в точках и тире, мигает ослепительный луч прожектора. На капитанском мостике замешательство. Кого – то ищут. Корабль молчит. Наконец, он дает свои опознавательные огни. Но уже мчится вслед кораблю, ныряя в волнах, ослепительный луч, быстро приближаясь к нам.

Судовой прожектор выхватывает из мрака низкий щучий корпус торпедного катера серо – зеленого цвета. Заходя то справа, то слева он ощупывает нас своим ярким немигающим глазом, раскидывая у себя под носом кипящую волну. Встревоженные пассажиры вслед за ним кидаются с борта на борт, следя за его ловкими быстрыми маневрами. Он летает вокруг нас как комар вокруг слона. На палубе осторожный шепоток, что это сопровождающий конвой ввиду близости Японии, что де здесь возможны подводные лодки.

Противный подленький холодок страха ползет в осторожно шепчущейся толпе, вырастая в сознание того, что в нескольких стах километрах на юг кипит, захлебываясь от крови, третья мировая война. Наконец, очевидно убедившись, что «Витебск» – свой корабль, сторожевой катер отстает и, потушив прожектор, уходит на базу. Черная ночь шумит всплесками волн, дует холодный ветер, корабль входит в Охотское море. Все спит. Только глухо монотонно работают машины.

29 августа. Море свинцово – серое в седых барашках волн. Корабль сильно качает; моросит противный мелкий дождь. Пасмурно. Все небо затянуто серыми скучными облаками, за туманной пеленой дождя скрылась чистая линия горизонта, дует холодный северный ветер. Уже не волнами, а целыми валами свинцовой воды встречает Охотское море наш корабль. Белые барашки волн, в дикой злобе налетая друг на друга и сталкиваясь, закипают в воздухе седым пыльным туманом.

На опустевшей палубе, хватаясь за что попало, словно щепки, кидает катающихся людей. Кое-где на западе, сквозь серую пелену облаков начинают проглядывать ослепительно голубые клочки неба, дождь перестал. Сквозь серую завесу облачности чуть греет скупое солнце; линия горизонта проступает четкой черной линией.

Идем на север, на восток от нас за линией горизонта Курильская гряда, на западе Сахалин. Мы плывем уже четвертые сутки. Вдоль борта, в сопровождении старшего помощника проходит капитан парохода с трубкой в зубах, плотный, чуть сутулый, мужчина огромного роста, манерой идти напоминающий медведя. Фуражка с золотом дубовых листьев на козырьке надвинута на глаза, смотрящие исподлобья, настороженно и изучающе. Он тщательно проверяет все крепления и оттяжки палубных грузов и по дороге разносит нашего повара – солдата за грязь на котле. Вслед за ним по палубе бежит осторожный разговор – будет шторм.

Палуба корабля вздымается словно на крыльях, падает в водяную бездну, вызывая в людях противное ощущение невесомости. Небосвод снова затянуло серыми облаками, чуть отливающими на горизонте свинцовой синевой.

«Нехорошее облачко», – говорит кто – то у борта. Все молчаливо соглашаются. По кипящей пене на гребнях волн лихо гуляет седая пыль водяных брызг. Меня уже дважды окрестили через борт соленой водичкой.

Дует резкий холодный ветер, холодно даже в кителе. Поспешно убирают с палубы то, что может намокнуть. Давно исчезли «дачники» с их палатками и одеялами для защиты от солнца и ветра, зато в швиндеке (трюме) стало необычно весело и оживленно. Наперебой орут два патефона, стараясь перекричать друг друга и путая мысли. Задраиваются круглые двери люков, герметические двери. Короткими хлесткими всплесками то и дело виснет над палубой туча водяных брызг.