Мой далекий близкий (СИ)

В спальных корпусах стоят остатки кроватей, столы, стулья. На стене висит маленькая карта Украины. В кладовой связки ключей и журналы с записями. Не знаю, почему, но я сжимаю руку Андрея.

Ощущения самые противоречивые. С одной стороны, страшно, потому что кажется, что взрослые и дети словно в один миг испарились отсюда, прямо во время очередной лагерной смены. Или бежали, гонимые чем-то страшным. Страшным, которое все еще прячется здесь, затаилось в стенах этих корпусов и ждет, ждет удобного момента…

Сердце заходится, но при этом меня так и тянет смотреть дальше какая-то странная сила, словно я прикасаюсь к новому, непознанному миру, граничащему с реальностью.

В актовом зале невысокая сцена с тяжелыми бордовыми шторами и стулья, выставленные в ряд. В углу пианино. Андрей наигрывает незамысловатый мотив, разносящийся в пустом зале расстроенными звуками. Мои шаги отдаются эхом, когда я поднимаюсь на сцену и замираю, оглядывая зал.

— Здорово же, да, Ась? — спрашивает Андрей, подходя ближе. Я киваю. — Ну-ка, прочитай мне что-нибудь. Давай, давай, выступает примерная отличница Ася Киреева.

Я даже смеюсь, а Шилов садится в первый ряд, складывая на груди руки, и ждет. Мысли разбегаются. Что я могу ему прочитать? А потом на ум приходят строки из Кортасара. Точнее, это Октавио Пас, но стихотворение было в «Игре в классики», моей любимой книге.

Я читаю вслух, Шилов слушает, внимательно на меня глядя.

— Красиво, — говорит, когда я замолкаю. — Это кто?

Он помогает мне спуститься.

— Кортасара читал? — задаю я вопрос. Он отрицательно качает головой. — Ты что? Обязательно нужно. «Игра в классики» — это просто что-то нереальное.

Я сбиваюсь, ловя его изучающий взгляд и легкую улыбку, касающуюся уголков губ.

— Надо же, — замечает он, — хоть что-то вызывает у тебя эмоции.

Опустив глаза, я отворачиваюсь и иду к окну, внутреннее стекло отсутствует, а внешнее все в трещинах, расползающихся от вмятины, словно кто-то кинул в окно камнем, но не разбил.

Веду по трещине пальцем, а Шилов говорит:

— Обрежешься, Ась.

— И что? — говорю тихо. — Это не больно. Не так больно, как…

Не договариваю, словно только поняв, что произнесла это вслух. Отдернув палец, разворачиваюсь и ловлю хмурый взгляд.

— Извини, — говорю Андрею и, обойдя его, иду на улицу.

Переведя взгляд на Влада, я вздохнула.

— Пока не знаю, — сказала ему, — надо подумать.

Он, сощурившись, поглазел, но кивнув, завел двигатель. Домой мы ехали молча, я смотрела в окно и думала, правильно ли поступаю? Ответа не было. Но судя по тому, что еще лежит в посылке, финал близко. И я почти уверена, что об этом не стоит пока никому говорить.