Бесспорно обаятельный, без былого упрямства и ершистости. Бесспорно талантливый, о чем свидетельствовал красный диплом юрфака и успешное окончание аспирантуры с блестящей кандидатской. К тому же он был Лебедевым, что тоже бесспорно имело значение. Прибавьте ко всему сказанному чарующую улыбку, четыре года практики и пару выигранных громких дел. Лучшего претендента и не найти! Так рассудила Вдова.
Уже через месяц Воронцов отбыл на дачу, а Егорушка возглавил семейное дело Лебедевых. Но достигнутых высот ему показалось мало. Решив отвоевать еще и место в сердце тетушки, он направил свой главный удар на «любимицу и наследницу», как называла меня Софья Матвеевна.
Племянник действовал в двух направлениях, пытаясь растопить сразу два сердца – мое и Вдовы. И мы расцвели, как весенние одуванчики средь пожухлой прошлогодней травы. От комплиментов, милых подарков, ежедневной заботы. Настораживало лишь одно – племянничек не прошел мой знаменитый тест на «руки Витковского».
Ладони Егорушки были избыточно широки, словно грабли для сбора сухой листвы, а пальцы напоминали раздувшиеся от длительной варки сосиски. Но все это с лихвой компенсировалось природным или приобретенным обаянием. И безмерной радостью Вдовы.
– Как ты похорошела! – неустанно восклицала Софья Матвеевна, удовлетворенно разглядывая меня. – Воистину, женщина выглядит настолько, насколько относится к ней мужчина.
Но по-настоящему ее радовала не только моя вдруг «заигравшая» внешность, но и перспектива смены фамилии. У меня появился реальный шанс вполне законно войти в семью Лебедевых и стать продолжательницей рода.
Однако родителей подобные перемены явно не воодушевляли. После полученного-таки предложения руки и сердца отец не раз просил меня все хорошенечко взвесить, не спешить, взывая к разуму. Но разум полностью отключился. Я стремительно мчалась к финишу, как скаковая лошадь или спринтер, который видит впереди лишь алую ленточку победы.
Наша с Егорушкой свадьба, задуманная поначалу весьма скромно, вылилась в пышное пиршество, собравшее весь юридический цвет столицы, к чему не в последнюю очередь приложила руку Вдова. Она же настояла на моей немедленной прописке в квартире Лебедевых.
Егорушке в подобной милости было отказано, так как к тому времени он являлся обладателем довольно сносной двухкомнатной квартиры на Чистых прудах. Должно быть, это никак не входило в его планы, и он весьма скоро выразил свой протест. Поначалу от Егорушки повеяло холодом.
Ни я, ни Вдова и глазом моргнуть не успели, как семейное ложе вновь испеченной ячейки общества прекратило носить свой природный характер. Свадебный букет, хоть и в засушенном виде, все еще украшал шестиногий обеденный стол главной комнаты дома Лебедевых, а мы с Егорушкой уже разбрелись по разным спальням. Точнее, «разбрелась» я, чему предшествовали весьма нерадостные причины.
Согласитесь, в двадцать семь лет (впрочем, как и в шестьдесят) хочется ощущать себя желанной. Но, как оказалось, это не всегда достижимо. Мой муж рассматривал супружеские обязанности под довольно странным углом. Для него это были именно обязанности. А как иначе объяснить то, что, быстро окинув взглядом благоухающую после ароматной ванны жену, Егорушка, не выпуская из рук очередного журнала, голосом официанта вежливо осведомлялся:
– Секс или почитаем?
Словно предлагал меню. И, если я выбирала первое «блюдо», то неизменно оставалась «голодной», так как «порции» были слишком малы. По времени наши любовные утехи не превышали даже телерекламной паузы, после чего, с чувством исполненного долга, супруг откатывался на свою половину кровати и не менее вежливо произносил:
– Спасибо, все было очень хорошо.
Тут уж я чувствовала себя в роли официанта, которого поблагодарили за в меру посоленный суп или прожаренный бифштекс. Так и подмывало спросить: «А где чаевые?»
К тому же, Егорушкино «меню» никогда не менялось, как в заслуженном ресторане со столетней репутацией. Практически каждый вечер звучало вежливое:
– Секс или почитаем?
Со временем я все чаще стала отдавать предпочтение второму «блюду», которое, в отличие от первого, давало пищу и уму и сердцу.
Столь же недоступными оказались для мужа и обычные общечеловеческие ласки. При попытке поцеловать его, Егорушка неизменно крутил головой, отбивался и мычал сквозь плотно сомкнутые зубы:
– Отпусти! Дышать нечем!
Подобное заявление показалось мне странным, потому как и виденные мною фильмы, и собственный пусть не богатый опыт подтверждали тот факт, что при поцелуе либо дышат носом, либо вообще задерживают дыхание, либо ловят воздух во время пауз.
Не привели к успеху и заботливо подброшенные мною специальные брошюрки, типа «Как свести с ума любовницу». Егорушка их попросту «не заметил». Или прочитал, но не видел во мне любовницу, которую следует сводить с ума.