Мой Дантес

Возле столика стоял высокий брюнет в джинсах и темно-сером свитере, держа в руках зажигалку. Как оказалось, мою Алена предусмотрительно прихватила с собой, а я, зачитавшись, машинально достала из пачки сигарету и весьма естественно крутила ее пальцами, действительно не зная, как прикурить.

Щелкнув зажигалкой, брюнет попросил разрешения «приземлиться» и, устроившись на стуле, где менее часа назад сидела моя «учительница», просто предложил:

– Кофе или градусом повыше?

– Водки, – решительно заявила я неожиданно для себя, так как, отродясь не пила ничего крепче мартини со льдом.

Официант молниеносно выполнил заказ, расставив на столе не только спиртное, но и тарелки с закуской. Брюнет подцепил вилкой белорыбицу, поднял рюмку и представился:

– Георгий. Можно просто Жорж.

– Дантес, – не задумываясь, брякнула я и расхохоталась.

Новый знакомый непонимающе уставился на меня, и я поспешила его успокоить:

– Все в порядке. Только можно я буду величать вас Герой?

– Нет проблем, – легко согласился брюнет. – Теперь ваша очередь представляться.

– Наташа, – без зазрения совести солгала я, назвав первое пришедшее на ум имя.

– Ну что ж, Наташенька, первый тост – за знакомство!..

Первый тост сменился вторым, затем последовал третий, а уже после четвертого, перейдя на «ты», мы решили продолжить вечер в моем номере.

Сделав соответствующие распоряжения официанту, и расплатившись, Георгий подхватил со стола непочатую бутылку, пакет с провизией и направился к выходу.

Я покорно последовала за ним, но у двери остановилась, оглянулась, нашла Алену, в одиночестве скучавшую за угловым столиком, и послала ей воздушный поцелуй. Она одобрительно кивнула, улыбнулась и подняла вверх большой палец…

Итак, полдела сделано. В моем номере сидел незнакомый мужчина, плотоядно пожирая взглядом смуглую от искусственного загара полоску живота, открывавшуюся взору при малейшем движении, благодаря короткому свитеру, специально надетому мною перед выходом на «охоту».

После шестой рюмки голова неприятно закружилась, а после седьмой комната вообще пошла в пляс – сказывалось мое совершеннейшее неумение пить. Георгий что-то говорил, но смысл сказанного уже не доходил до меня. Наконец, от слов он перешел к делу.

Я стояла у приоткрытого окна, пытаясь привести себя в чувство легкими порывами не по-осеннему теплого ветерка. Георгий подошел сзади, его ладони скользнули под мой свитер, легко прошлись по телу и застыли на груди. Затем он развернул меня и потянул свитер вверх. Я безразлично подчинилась и подняла руки, помогая ему освободить себя от одежды. В голове стучало одинокое: «Скорее бы все кончилось»…

Новый порыв ветерка, идущего от окна, коснулся полуобнаженного тела, и кожа моментально покрылась мурашками: то ли от холода, то ли от ужаса происходящего. Губы Георгия бродили по моему плечу, не вызывая никакого ответного чувства.

– Обними меня, Наташенька, – прошептал он.

Но сказанное сработало на обратный эффект. Произнесенное вслух чужое имя разом отрезвило меня. Господи, что я делаю? Я же никогда себе этого не прощу.

Резко вырвавшись и подхватив лежащий на кровати свитер, я ринулась прочь из номера. Опомнилась лишь у лифта. Натянув свитер, спустилась на первый этаж и забилась в кресло в самый угол холла.

Через какое-то время почувствовала, что прояснившаяся голова способна трезво мыслить. Надо подняться к себе на этаж и извиниться перед Георгием, вежливо выставив его за дверь. Жалко мужика, так старался, был нежен, внимателен и такой облом. Но, ничего не поделаешь. Никто не виноват в том, что я абсолютно не способна воспринимать кого-либо кроме Никиты.

Решительно войдя в номер, я обнаружила, что он пуст. Объясняться ни с кем не пришлось.

Дважды повернув ключ в замке, я, не раздеваясь, легла на кровать и тут же провалилась в тяжелый сон, успев мысленно поблагодарить всевышнего, что не дал мне совершить то, о чем в последствии я, несомненно, пожалела бы. И что, бесспорно, сделало бы невозможным мое возвращение к Никите.

На следующий день поезд вез меня обратно в Москву. Я курила в тамбуре, глядя на пробегавшие за окном огни поселков, и с грустью думала о Наталье Гончаровой. Что испытала она, оказавшись один на один с Дантесом в доме Идалии Полетики? Всепоглощающее желание, удерживаемое воспитанным чувством долга перед семьей, жалость к склоненному у ног красавцу или страх перед будущим, не обещавшим в случае измены ни спокойной жизни, ни чистой совести. И, если меня остановил страх, то, что остановило ее? Никто и никогда не узнает об этом. Будут рядить да гадать, спорить и обвинять, но никто и никогда не узнает правды.

Я же теперь знала наверняка: измена – не лучшее средство мести. Да и сама месть совершенно неуместна, когда в сосуде твоей души плещутся пусть и последние, но капли любви.

Нацарапав на пыльном окне «Н+Л», я уткнулась горячим лбом в холодное стекло и заплакала. Как же я скучаю по тебе, Никита! Если бы ты мог понять, как мне больно…

Как жаль, что рядом уже нет Вдовы…

Май 2002 года