Мой дядюшка Освальд

— Никто не знает, — пожал я плечами. — Говорят, всего несколько недель назад он танцевал в гостинице в Сент-Морице. Просто для удовольствия, чтобы развлечь гостей.

— Он живет в гостинице?

— Нет, у него вилла в окрестностях Сент-Морица.

— Один?

— К сожалению, нет. У него жена, ребенок и целая толпа слуг. Он богат, в свое время получал баснословные гонорары. Я знаю, что Дягилев платил ему двадцать пять тысяч франков за каждое выступление.

— Вот это да. Ты когда-нибудь видел, как он танцует?

— Только раз, накануне войны, в четырнадцатом году. Он танцевал в «Сильфидах» в старом «Паласе» в Лондоне. Незабываемое зрелище, он танцевал как бог.

— Безумно хочу его увидеть, — загорелась Ясмин. — Когда мы уезжаем?

— Завтра. Не стоит засиживаться на одном месте.

19

Я уже начал описывать нашу поездку в Швейцарию на поиски Нижинского, как вдруг авторучка соскользнула с бумаги, и меня охватили сомнения.

Не слишком ли подробно мое повествование? Не повторяюсь ли я? В следующие двенадцать месяцев Ясмин предстояло встретиться со множеством замечательных людей. Но почти в каждом случае (разумеется, за некоторыми исключениями) действие развивалось по одному и тому же сценарию: сначала Ясмин дает порошок, затем следует взрыв страсти, потом она убегает с добычей и так далее, И несмотря на неординарность самих мужчин, читателю скоро наскучит вся эта кутерьма.

Мне ничего не стоит в подробностях описать, как мы встретили Нижинского на тропинке в сосновом бору неподалеку от его виллы — и это истинная правда, — как мы дали ему шоколад, как девять минут занимали его разговорами, дожидаясь действия порошка, и как он гнался за Ясмин по лесу, перепрыгивая с камня на камень и с каждым прыжком взмывая так высоко, что, казалось, он летит по воздуху.

Но если бы я сделал это, тогда мне пришлось бы описать встречу с Джеймсом Джойсом в Париже — Джойс в темно-синем костюме из сержа, в черной фетровой шляпе, в старых теннисных туфлях вертит в руках трость и говорит непристойности.

А после Джойса были Боннар и Брак, потом спешное возвращение в Кембридж и доставка драгоценных соломинок в банк спермы. Мы с Ясмин очень торопились, потому что вошли в ритм и не хотели прерываться.

А. Р. Уорсли пришел в дикий восторг, когда я показал ему наш улов — соломинки от короля Альфонсо, Ренуара, Моне, Матисса, Пруста, Стравинского, Нижинского, Джойса, Боннара и Брака.

— Вы отлично справились с заморозкой, — похвалил он меня, осторожно переставляя штативы с соломинками из моего дорожного контейнера в большой морозильник нашего «Сумрачного скитальца». — Продолжайте работать, дети мои, — говорил он, потирая руки, как бакалейщик.

Мы продолжали работать. Наступил октябрь, и мы отправились в Италию на поиски Д. Г. Лоуренса. Мы нашли его на острове Капри, где он жил во дворце Ферраро со своей Фридой, и ради такого случая мне пришлось два часа развлекать толстую Фриду, пока Ясмин обрабатывала Лоуренса, Однако Лоуренс принес нам разочарование. Когда я примчался с его спермой в нашу гостиницу на Капри и исследовал ее под микроскопом, оказалось, что все сперматозоиды мертвы. Никакой активности.

— Бог мой, — воскликнул я, — да он стерилен!

— А по нему не скажешь, — заметила Ясмин. — Напрыгивал на меня, как козел. Как похотливый козел.

— Придется вычеркнуть его из списка.

— Кто следующий? — спросила она.

— Джакомо Пуччини.

20

— Пуччини — крупная фигура, — рассуждал я. — Титан. Мы не должны его упустить.

— Где он живет? — спросила Ясмин.

— Неподалеку от Лукки, примерно в шестидесяти километрах к западу от Флоренции.

— Расскажи мне о нем.

— Пуччини — баснословно богатый и знаменитый человек, — начал я. — Он построил себе огромный дом — Виллу Пуччини — на берегу озера рядом с деревенькой Торре-дель-Лаго, в которой родился. Так вот, Ясмин, этот человек написал «Манон», «Богему», «Тоску», «Мадам Баттерфляй» и «Девушку с запада». Каждая из его опер стала классикой. Возможно, он не Моцарт и не Вагнер, и даже не Верди, но все равно он гений и титан. Помимо всего прочего, он тот еще фрукт.

— В каком смысле?

— Он волочится за каждой юбкой.

— Превосходно.

— Ему сейчас шестьдесят один, но даже возраст его не останавливает, — рассказывал я. — Он пьяница, сумасшедший лихач, страстный рыболов и еще более одержимый охотник. Но в первую очередь он развратник. Кто-то однажды сказал, что он охотится на женщин, дичь и либретто — именно в таком порядке.

— Похоже, он славный парень.

— Изумительный, — подтвердил я. — У него есть жена, старая кошелка по имени Эльвира. Ты не поверишь, но Эльвиру однажды приговорили к пяти месяцам тюрьмы за то, что она довела до самоубийства одну из подружек Пуччини. Девушка служила в доме горничной, и однажды ночью мерзкая Эльвира застукала ее с Пуччини в саду. Она закатила грандиозный скандал, девушку тотчас уволили, и потом Эльвира так изводила бедняжку, что та не выдержала и приняла яд. Ее семья подала в суд, и Эльвиру приговорили к пяти месяцам тюрьмы.

— Она сидела?

— Нет, Пуччини избавил ее от заключения, заплатив двенадцать тысяч лир семье девушки.