Мой дневник. 1919. Пути верных

Пока стоим на распутье. 10-го уже не едем, дай Бог выехать 11-го, и за это не ручаюсь, а ехать тянет возможно скорей, давит Царицын и Женюшку уж очень хочется повидать – мы сейчас с Татой на этой почве оба довольно сильно нервничаем – а так ждать еще тяжелее.

9 августа (Царицын). Наконец 42-й день болезни, прошло роковых 6 недель, из которых я вылежал в кровати 36 дней, пропустив 4 сначала и 2 в конце.

Был на комиссии, одна комедия. Свидетельство на 2 месяца.

Все хлопочу о вагоне, кажется, в Ростов заехать не придется.

На фронте нехорошо. В Добрармии красными заняты Валуйки – это угрожает нашим, но об этом я, кажется, уже писал. О нашем положении говорят так: «Камышин е щ е не отдан» – тоже плоховато. Часть госпиталей из Царицына уже эвакуируют. Да оно и правильно – у нас нет пехоты – Астраханский полк 6-й дивизии сдался в плен – потому ли, что он из большевиков, потому ли, что конница его оставила (и это бывает), но сдался, получив только что английское обмундирование, а я его все жду.

В общем плохо, устойчивости не видно.

10 августа (Царицын). Сегодня я проснулся в 3½ часа и все время до утра мне казалось, что я слышу артиллерийский огонь, правда, отдаленный, но несомненно огонь.

Я не допускаю у себя такой галлюцинации слуха, а между тем (сейчас девятый час) на улицах спокойно, не снуют автомобили – эти предвестники спешной эвакуации…

8-го вечером наши части оставили Камышин, это верст 150 отсюда, если они шли назад все время до моего пробуждения, то это 30 часов – думаю, что отскочили бы они не более как за 60 верст, а слышать огонь за 90 верст, да еще в городе, где звук заглушается, едва ли возможно.

Что же это со мной? Болезнь или присутствие Таты, всегда усиливающее мое беспокойство!

Во всяком случае завтра утром я хочу уехать, а то пойдет порча мостов и т. д. Лучше раньше ехать, раз выбыл я из строя и являюсь только грузом, а не помощником общему делу.

Сейчас увидел это на практике – попробовал уложить две книги и нагнулся над ящиком – сейчас же потемнело в глазах, боль в желудке и т. д. Голова кружится от малейшего усилия.

Хорош! Нет, надо уезжать. Я балласт и только.

Все же через час пойду в штаб – надо добиться документов и вагона, а главное… узнать обстановку. Я не допускаю у себя галлюцинации слуха. В штабе могут и решительно никаких сведений не иметь. Наши комкоры не особенно скоры и охочи на донесения. Правда, тут Царицын.

В случае неудачи очень тяжело будет положение 3-й кубанской дивизии на левом берегу Волги – переправа только у Царицына.

Мои сегодняшние мытарства «в завтрашнем номере» – я решил во что бы то ни стало уехать 11-го и на этом основании терпел все и даже слишком много.

11 августа (Царицын – Котельниково), 12 августа (Котельниково – Е<катеринода>-р). 10-го я хотел погрузиться в вагон с вечера – когда я явился туда, то вагон был где-то загнан, а не подвезен, как было обещано, и я в страшный ливень бродил по путям. Временами меня брало отчаяние, и я в конце концов не дошел до вагона и вернулся домой. Здесь меня ждал новый сюрприз – на утро не было ни одного целого авто, кроме личного Врангеля – в полном отчаянии (нанять ничего нельзя) я командировал Тату к Шатилову и там через Софию Федоровну[133] мы на утро получили единственную целую машину и сели в вагон.

Комендант станции пожилой полковник уверяет, что у железнодорожников большевизм развит страшно и в лучшем случае нарываешься на саботаж – а резких мер никто не принимает – напротив, все миндальничают – не вешать, не пороть и т. д.

Все это возможно – у нас всегда так бывает!

В общем, мы устроились довольно хорошо – нам дали хоть и IV класс, но свой вагон, и мы в нем устроились прилично, я порядочно устал по окончании путешествия, хотя оно, по-видимому, будет длиться не более двух суток – буду опять выведен из строя, но не надолго. Желудок у меня в полном порядке, это хороший показатель.

Перед отъездом был у Врангеля. Принял он меня очень любезно, много говорил о нашей газете, о необходимости руководства ею с моей стороны, словом, полное забвение моих обид на почве неназначения Генквармом и полное желание использовать меня во всех смыслах. Обещал вернуться чуть ли не через месяц – что же и он обещал мне должность Генкварма – оба не сдержим своего обещания.

Судя по его настроению, дела на фронте поправляются – на прощанье облобызались, словом, расстались друзьями.

Хорошо, что мы уехали 11-го – начинается эвакуация лазаретов, т. к. все они у нас без колес – все же надо заблаговременно принять меры – мы едем в последнем поезде прямого сообщения с Новороссийском. Хорош бы я был, если б ждал – одна пересадка извела бы – у нас 14 мест.

А Ростов до сих пор не удосужился ответить по поводу вагона для меня – этакая рвань, можно отказать, но зачем же бесцельно тянуть, все делается, как в мирное время.

13, 14 августа (Новороссийск). Доехали мы в двое суток, т. е. очень скоро, но все же я довольно сильно измучился.