Мой дом, наш сад

Я перевожу взгляд на потолок. На нем нарисован лунный цикл, все стадии, от прибывающей луны, через полнолуние, к тоненькому месяцу убывающей луны. Рисунок переливается, и я понимаю, что он - единственный источник освещения здесь.

Луна. Безумие. Иллюзии, в которых слишком легко заблудиться.

- Твой ход, - говорит Господин Кролик.

Я киваю. И я спрашиваю:

- Где он?

Господин Кролик стучит пальцем по своему виску.

Игрушка сидит на стуле между нами, как будто судит наш шахматно-фармацевтический матч. Я тянусь так, будто хочу схватить ее. И Господин Кролик издает совершенно нечеловеческий вопль:

- Не смей трогать!

Он подается к игрушке. Движение у него совершенно не человеческое, я никогда не видела, чтобы существа двигались так яростно и быстро. Но я вовсе не хочу взять игрушку. Когда он подается в сторону, я хватаю не ее, а шахматную доску, и со всей силы бью его по голове. Удар становится неожиданностью даже для меня. Господин Кролик, Мордред, Номер Девятнадцать, черт его знает кто, падает на пол. Я боюсь, что убила его. И надеюсь, что убила его.

- Давай, - шепчет Гвиневра. - Ударь еще раз! Добей его!

- Прекрати быть как голос в голове, который приказывает мне убивать. Иначе я решу, что мы с Мордредом похожи.

- О, ты уже можешь шутить, а твои друзья все еще в опасности.

Я смотрю на Господина Кролика, на тело Мордреда. Меня трясет от страха, меня тошнит. И я вспоминаю, в долю секунды, о Мордреде все. Я вспоминаю, как он любит чистоту, как он сидел со мной, почти молча, когда мне было тринадцать, и я ужасно простудилась, как он учил меня, но главное, как всего один раз, в начале моего семнадцатого лета, я подошла к нему, обняла его и сказала, что он очень дорог мне. Мордред тогда вздрогнул, и лицо его приняло совершенно беззащитное выражение. Он не улыбнулся, ничего не ответил, но вечером принес мне целую коробку старинных часовых деталей, и мы вместе, молча, стали их собирать.

В кабинете Мордреда столько часов, и все они показывают неправильное время, потому что он хотел обмануть Господина Кролика. Полдень и полночь никогда не наступают. Вот почему на своих карманных часах Мордред часто переводил время незадолго до двенадцати.

Я понимаю о нем все, детали занимают свои места, крышка закрывается, и остается только завести ход. И чем ярче и оглушительнее моя ненависть, тем яснее я понимаю, что до нее я чувствовала любовь. Что я любила его, потому я волновалась за него. Что мне хотелось согреть его. Что мне нравилось быть с ним. Что я любила его неловкую заботу, сдержанные манеры, смешную, нелепую ложь, серьезное выражение лица. Я все в нем любила, а теперь я чувствую внутри какую-то пустыню, горящую и бесплодную навсегда.

Я пинаю его в живот, не решаясь еще раз ударить по голове. Он не приходит в себя. И я понимаю, что мы в моей комнате, просто в моей комнате. Я ищу в тумбочке золотистый ключик с узорным основанием. Закрыв дверь на ключ, я говорю:

- Гвиневра! Гвиневра! Ты слышишь меня? Где вы?

- Мы в зимнем саду! Быстрее! И прекрати думать о своей поруганной любви, сейчас не до твоих переживаний!

- Ты вообще не имела права их слушать!

- Думаешь, мне есть, чем заняться, кроме этого?

- Мне есть, чем заняться.

Я так быстро, как только могу накладываю на дверь запирающее заклинание. Теперь я знаю, что магии - нет. Мой разум просто функционирует в некоем особом режиме. Я просто могу творить эти вещи, мне не нужны заклинания, жесты и зелья. И все же я слишком долго училась обращаться со своей силой, как с магией из книжек. Я не могу сосредоточиться иначе. Я даже не пробую, у меня нет на это времени. Я использовала заклинание для того, чтобы запереть дверь лишь однажды, когда Гарет повадился воровать наши с Ниветтой вещи с неясными, но безусловно отвратительными целями, а мы не хотели пропускать вечеринку. И я знаю, что оно не остановит ни Мордреда, ни Господина Кролика. И я не знаю, кто из них очнется.

- Давай-ка ты закончишь со своим внутренним монологом побыстрее.

Даже в большой беде Гвиневра остается все той же спесивой стервой, что и всегда. Вот бы ее не спасать, думаю я, и впервые понимаю, что эти мысли ничего общего не имеют с реальностью. Я просто хочу найти своих друзей и сбежать отсюда в мир, в любой мир, каким бы он ни оказался.

Я хочу увидеть все, что от нас скрывали.

Все как будто бы так, как и должно быть, словно и не меняется ничего. Я оказываюсь в застывшем времени - те же коридоры и комнаты, чистота и порядок, и деревья раскинувшие зелень за окном. Ничто не отзывается на то, что происходит внутри меня, я как будто отделена от всего мира, от радостного солнца, бьющегося в окно. Я бегу как можно быстрее, чтобы ничего не замечать, и все замечаю все равно, как будто разум мой функционирует по-особенному, фотографически, запечатлевая все, что происходит вокруг.

Наверное, это все инстинкты, гуморальная регуляция моего восприятия. Животное в момент опасности должно замечать все и запоминать все. Я все замечаю и все запоминаю.