В двадцать шестой жила тетя Клава с Надей, Сашей, Валей. Самая младшая была старше нас и очень изредка проявляла интерес к нашей стайке. Саша был слишком самостоятельным. Они, вся их семья, привыкли сами решать свои проблемы, твердо зная, что им от жизни требуется. Трудились с самого детства, чем-то постоянно были заняты, куда-то мчались на велосипеде, что-то все время тащили в свое логово. Это была крепкая семья, знавшая голод, войну, оттепели и серьезно относилась только к простым человеческим потребностям. Саша по возрасту дистанцировался от всех наших передряг. Но, никогда не проходил мимо наших внешних неприятностей. Когда мы стали способны расползаться в целях изучения мира по соседским дворам, а чуть позднее по ближайшим хуторкам за городом, Саня как-то мимоходом отмазывал нас от тамошних взрослых и не считал для себя зазорным вмешиваться в драки, которые неизменно возникали между аборигенами и нами, пришлыми. Не понятно, почему так остро стояла проблема защиты своего двора от чужих. В ряде случаев местная детвора поддерживалась более взрослыми, которые ловили нас, держали, и предлагали меньшим нас аборигенам бить, часто с поучением, мол, бей под дых, или в нос, или в глаз. Что побуждало так не гостеприимно встречать нас, нет ответа до сих пор. Мы не претендовали на их квартиры, что было плохого, если бы мы прошли через их двор. Ну, ладно, получали мы и по делу, когда рвали в чужих дворах зеленые абрикосы и яблоки или смородины с кустов в палисаднике.
В двадцать седьмой жили страшные люди, почти как в седьмой, даже хуже. Рекуны, у которых отец работал на опорном пункте, или детской комнате милиции, или еще где-то, где привык руками быстрее отвечать на вопрос, чем языком, а мать на какой-то доходной должности, то ли продавцом, то ли кладовщиком. Их сын Сергей мог запросто обстрелять с балкона из воздушки детвору во дворе. Ничего ему за это не было. Как мы все остались с глазами? Видимо он плохо умел стрелять. В компании он был самым не надежным участником. Легко переходил от поддержки одних, тут же предавал их идеалы другим, снова втирался в доверие к первым, цинично переходил на сторону вторых и никто никогда не знал, что у него на уме. Видимо, сказывалась потомственная особенность быть конформистом и на всякий случай не иметь своего мнения. Такая некая гибкость, которая полезна только её носителю.
В двадцать восьмой квартире жили тетя Лида и дядя Саша. Дядя Саша каждый день уходил на работу с авоськой, в которой угадывался завернутый в газету тормозок. Все знали, что дядя Саша работал электриком на стройке. Простенький хлопчатый пиджак, кепка восьмиклинка, тихий, незаметный, скромный. Такая же была и тетя Лида. Детей у них не было.
В двадцать девятой жила совершенно очаровательная семья. Дядя Кима с тетей Раей, их дети Сергей и Дина представляли уголок Одессы в отдельно взятом доме. Дядя Кима работал на шахте. О тете Рае было неизвестно, чтобы она когда-нибудь, где-нибудь работала. Она была женщиной легкого поведения, а он пил. Ежедневно они развлекали двор очередным скандалом. Побитая тетя Рая искала поддержки с балкона, но женщины двора ее не поддерживали. Секса тогда еще не было в общеупотребительном смысле. Конечно, если где-нибудь, случайно, с кем-то и происходило, только не на работе и не в доме, а так ни-ни, с этим было строго. Мы же из всех скандалов вынесли одну альтернативу:
- Не гуляй, - кричал дядя Кима, использую более твердые выражения.
- А ты не пей! - парировала тетя Рая.
- Я пью, потому что ты гуляешь! - оправдывался дядя Кима.
- А я гуляю, потому что ты пьешь! - заключала тетя Рая и круг замыкался.
Скандалы разнообразили скучную жизнь двора и развивались от плохого к худшему. Синяки и ссадины становились чем-то будничным. То ли дело как все оживилось, когда дядя Кима воткнул в супругу нож! Посреди двора полулежала умирающая тетя Рая и скорбным голосом повторяла:
- Смотрите, люди, что сделал этот изверг! Он же разрезал мою восхитительную шею! Как же теперь носить декольте? Какой кошмар! Он меня убил насмерть!
Соседи несли воду, полотенце, чтобы вытереть кровь и погасить истерику. Машина скорой помощи была настоящим событием! Высыпала куча санитаров, фельдшер с чемоданом, пошли кружить в хороводе вокруг тети Раи вместе с соседями. Потом ее увезли, народ рассосался, никаких резолюций не принималось, да и что тут скажешь? Кому-то надо начинать первым, или он пусть не пьет, но как же? Или она пусть не гуляет, у всех пьют, но не все так гуляют, чтобы весь двор сбегался!
Спустя какой-то час с небольшим дядя Кима гулял, как ни в чем не бывало, куря папиросу, а с балкона, с которого только что чуть не упала отрезанная голова тети Раи, она же громким голосом звала:
- Кимуля, иди скорей домой, дорогой, я поджарила котлетки! Приходи скорей, котик, а то они быстро остынут.
Нет, ну бабушка еще могла меня скомпрометировать таким призывом, типа иди кушать. Но взрослые люди, и так безответственно звать, совсем сразу после скандала! Безобразие!
Больше всего страдали дети, ох уж и родители им достались.