Мой друг Адольф, мой враг Гитлер

Я вспомнил, как мой отец упражнялся в исполнении этой прелюдии и внезапно сказал: «Если бы Бах родился на сто лет позже, он бы написал ее именно так…» (Вильгельм Бакхаус однажды сказал моему отцу: «Некоторые вещи вы играете лучше, чем кто-либо из нас: песни Шуберта, вальсы Штрауса и военные марши».) Однако следует перейти к важным политическим и историческим вопросам. Мой отец любил своего отца, который был баварским бисмаркианцем и сторонником «культуркампф». И, несмотря на серьезные разочарования, доставленные ему Виттельсбахами, мой отец в сердце остался монархистом. Он надеялся увидеть Гитлера в качестве регента, который бы сделал для Германии то, что в конечном счете сделал Франсиско Франко для Испании: восстановил монархию, хотя и в конституционном виде. Мой отец предпочитал английскую модель. Это объясняет, почему он поддерживал отношения с домом Гогенцоллернов. У нас не только часто гостил принц Август Вильгельм (сын кайзера, поддерживавший штурмовиков), но и в тот период глава дома Гогенцоллернов, внук последнего кайзера, принц Луи Фердинанд Прусский снимал комнату на вилле Тифланд шесть или восемь недель. (Молодой принц в то время был весьма непослушным ребенком. Моя мать со своей спокойной естественной уверенностью сказала ему: «Ваше Императорское Высочество, пожалуйста, хотя бы раз в день нормально поешьте вместе с нами и не возвращайтесь домой позже полуночи. Вам нужно спать». Принц Луи Фердинанд согласился, а его мать после этого позвонила моей и сказала: «Мой сын так хорошо не выглядел уже много лет. Как вы это сделали? Благослови вас Бог!»)

Мой отец провел всю Первую мировую войну в Нью-Йорке, поэтому он не нюхал пороха, из-за чего нацисты никогда не принимали его до конца, ведь большинство из них имели одну общую черту – опыт войны на фронте. Двое из трех его братьев погибли: младший от тифа в Париже в 1914 году, средний, его любимый, погиб в бою в 1915 году. У его старшего брата была только дочь, и мой отец внезапно понял, что теперь от него зависит продолжение фамилии. Это заставило его стремительно жениться, к чему, учитывая все его полигамные порывы, он был совершенно не приспособлен.

После возвращения в Германию он обнаружил свою любимую родину страдающей от бедности и голода (британская блокада после перемирия все еще продолжалась), а самое главное – униженной. Беспристрастная жестокость приговора vae victis была гораздо менее психологически унизительна и оскорбительна для немцев, чем ханжеское лицемерие статьи о военных преступлениях Версальского договора, где моральная ответственность за развязывание Первой мировой войны полностью возлагалась на Германию и Австрию. Можно сказать, не слишком упрощая, что, не будь несостоятельного Версальского мирного договора, не было бы и Гитлера.

Мы подходим к первой встрече моего отца с Гитлером, которую он описывает в своих мемуарах. Что я могу добавить, так это то, что мой отец, услышав выступление Гитлера, исполнился убеждения, что этот человек станет будущим лидером Германии. Его старший брат Эдгар, с которым он не соглашался практически по всем вопросам, поднял на смех идею, что «этот шут, этот нелепый шарлатан» сможет когда-либо чего-то добиться. (Таким образом, наша семья, как и много других семей в Германии, оказалась политически расколотой: мои родители были нацистами, а мой дядя Эдгар был основателем немецкой демократической партии в Мюнхене в 1919 году и кандидатом от Государственной партии – преемницы Демократической партии, – боровшейся на выборах с Гитлером в 1932 году.)

Следующий период – медленное и мучительное продвижение Гитлера к власти и первые годы Третьего рейха – описывается моим отцом в его книге. Поэтому мне бы хотелось сразу перескочить к главе, которую он сильно сократил по причинам, которые я попытаюсь объяснить: Вторая мировая война. Я, мальчик, возившийся на полу с «дядей Дольфом» и любивший его, как самого интересного партнера по играм, о котором можно мечтать. Я – бывший член гитлерюгенда, теперь ставший «англичанином по желанию», был отправлен морем в США, страну, где я родился, 3 сентября 1939 года, на борту канадского тихоокеанского лайнера «Императрица Британии». В тот же вечер моего отца арестовали как гражданина вражеского государства два агента Скотленд-Ярда «по повелению Его Величества».

Мой отец устроил мое поступление в Гарвард, его альма-матер. Мое обучение там, скажем так, было разнообразным и неполным. В мой двадцатый день рождения, 3 февраля 1941 года, я вступил в ряды Военно-воздушных сил армии США. Но это уже моя история, которая касается истории в этой книге только потому, что мой призыв, широко освещенный в прессе, подверг опасности моего отца в лагерях для интернированных, где вовсю заправляли нацисты, считавшие его предателем.