Мой друг Бобби

— Ты полагаешь, что можно уезжать в такое время?

Больше дедушка на эту тему говорить не пожелал.

Все надолго замолчали. Наконец бабушка объявила своё решение:

— Можешь ехать, если уж такая необходимость, но дети должны оставаться с нами.

Отец не соглашался. Он доказывал, что никакой войны пока нет и начнётся война ещё не скоро, что его переводят в Рангун всего на какой-то год, а основная работа по-прежнему в Кальку́тте… Бабушка была непреклонна.

Споры продолжались не день и не два. В конце концов было решено: раз мой старший брат Дада́ перешёл в последний класс, то лучше ему остаться у бабушки с дедушкой и кончать школу в Калькутте. Насчёт меня написали письмо Джамаи-бабу и Бине, и те ответили, что я могу поселиться у них. Отец спокойно будет работать себе в Рангуне и время от времени наезжать то в Мандалай, то в Калькутту. Отцу всё равно приходится много ездить по работе, так что особых трудностей возникнуть не должно. В школу я пока не пойду, а буду заниматься с учителями дома.

Честно говоря, до той минуты, как мы поднялись по трапу, я не верила, что еду. Опасней всех была бабушка, хотя Дада тоже. Прекрасно зная, что его всё равно не возьмут, он время от времени начинал канючить. От страха, что его всё-таки могут взять, а меня тогда уж наверняка оставят в Калькутте, я изо всех сил отвлекала его от мыслей, о поездке в Бирму.

Когда мы прощались, я пожала Даде руку и сказала:

— Обязательно приезжай на будущий год!

Дада разозлился, руку вырвал и дал мне по уху.

— Дура и плакса, — сказал он мне на прощание.

Корабль медленно отплывал от пристани. Всё меньше и меньше становился большой платок в бабушкиной руке. Калькутта всё отодвигалась и отодвигалась от нас. Ничего в этой Калькутте особенного нет. Только почему-то сильно защипало глаза. Зато впереди — Рангун! Потрясающе!

Калькутта таяла на горизонте, и было грустно.

3

И вот я уже шестой месяц живу в Бирме. За это время Джамаи два раза успел съездить на охоту. Без нас, конечно. Кто бы мог подумать, что в этот раз мы поедем все вместе! Да, а как же отец? Все будут проводить время на охоте, а он всё только работай да работай?!

Я никому ничего не сказала и села писать письмо:

Дорогой папа!

Джамаи-бабу едет на охоту. В этот раз я еду с ним. Мы берём с собой Бину, Джека и Джилл. К сожалению, лес не очень дремучий. Щенят брать не хотят. Жалко. Лучше бы поехали все. Конечно, щенята могут испугаться, если увидят тигра или слона. Щенята ещё маленькие.

А ты приезжай, папа. Только никому не говори. Мы едем в среду. Я больше не могу ждать. Скажи начальнику, что все твои дочери в серьёзном положении. Это не враньё. Я очень скучаю. Бина тоже скучает. Приезжай скорее.

Целую.

Твоя дочь Мина.

Отец явился накануне нашего отъезда. Он открыл калитку и сказал:

— Ого! Я чую сборы на охоту!

В тот же миг все четвероногие, пернатые, а также обезьяна заголосили на разные голоса. Я в это время качалась на ветке высокого вишнёвого дерева около калитки. Ма Кхин Ми́а сидела на нижней ветке, болтала ногами и дразнилась:

— А вот не прыгнешь, а вот и струсишь!

Ма Кхин Миа гораздо меньше меня. Отец у неё бенгалец, а мама бирманка. Она живёт в старом-старом доме совсем рядом с нами.

Как только я услышала голос отца, я жестом приказала Миа замолчать.

— Пратул! — крикнул отец. — Уйми свой зверинец, во двор же не войдёшь! И где мои дочери?

Джамаи-бабу и Бина выскочили во двор. Бина бросилась к отцу. Отец обнял её.

— Ну как ты тут? — спросил он.

Бина, известная нюня, сразу захлюпала носом.

Настала моя очередь. Я скользнула с верхней ветки на среднюю, потом на нижнюю, оттуда прыгнула на землю с громким тарзаньим воплем. Все от удивления вздрогнули. Бина, как только поняла, что это я, сразу подняла шум:

— Вот, папа, посмотри, папа, на кого она похожа! Дичает на глазах. Если она не на дереве, значит, с собаками. Во всём виноват мой муж, он её совершенно разбаловал!

— Мини разбаловал не я, а… — начал было Джамаи, но прикусил язык: он собрался было объяснить, что разбаловал меня отец.

Но отец всё равно понял и рассмеялся. Миа тоже захихикала с дерева.

Отца вышли приветствовать все двенадцать собак.

Джек посмотрел на него, будто сказал:

«А, старый знакомец, давно не виделись».

Джилл смачно лизнула отцу руку.

— Знаешь, Пратул, — сказал отец, — я ведь раньше думал, ты немножко не в себе. Но вот выясняется, что и я не лучше, потому что мне твоё зверьё всё больше нравится.

Я захлопала в ладоши от удовольствия:

— Значит, ты на нашей стороне, а не на Бининой!

Потом достала рогатку из-за пояса и показала отцу.