Мой друг Камиль Исхаков

Раньше по Баумана ходили автобусы и троллейбусы. А сейчас это зона торговли и развлечений. На улице расположено множество магазинов, ресторанов, точек фастфуда. Здесь много памятников, фонтанов, скамеек, навесов, фонарных столбов и прочих атрибутов уютного уголка. В День Города и во время всех других праздников, на Баумана проводятся народные массовые гуляния, самые различные музыкальные, танцевальные и театрализованные представления. Благодаря внуку Камилю, бывшая любимая улица деда Газиза бурлит теперь круглые сутки напролет. Нью-Йоркский Таймс-сквер, да и только.

Как любитель дед увлекался поэзией. Видимо в одном из литкружков, которых было множество в годы становления новой культуры в Поволжье, дед Камиля познакомился с Салихом Сайдашевым50, будущим основателем профессиональной татарской музыки (на его «Зэнгэр шаль»51 и сейчас не достать билетов, особенно в Москве во время гастролей казанского ТГАТ им. Г. Камала). Дружба была такой тесной, что в ее честь они решили назвать своих будущих детей. Маму Камиля зовут Ильхамией, что значит «вдохновение», а ее брата – Сайдашем. Естественным кумиром многих молодых казанцев был в те годы Габдулла. Тукай – татарский Пушкин. Он дружил с мужем сестры Сайдашева и гостевал в доме. Сайдашев, еще мальчик, был представлен ему, рассказывал об этом деду Камиля. Я думаю, что тусовки именно такой молодежи как Сайдашев и дед Камиля сыграли особую роль в зарождении городского имиджа, некоего духа интеллигентной Казани, во многом предопределившего пристрастия последующих поколений горожан. В годы моей юности говорили, что все «правильные пацаны» с Тукаевской улицы. Дед Камиля оттуда же, это и его рука приложилась к основам.

Первый раз его арестовали 12 апреля 1931 года и приговорили к трем годам лагерей. Повторный арест – в 37-м. Особая тройка НКВД осудила деда Камиля 28 октября 1937 года по ст. 58-10, 58-11, антисоветская агитация52.

Заседания Таттройки не отличались милосердием. Как правило, тон задавал первый секретарь обкома партии Алемасов, который обычно сам предлагал меру наказания, наставляя подчиненных, что «бродячую и ходячую контрреволюцию мы плодить не должны»53. Сращивание партии и спецслужб было чудовищным. Алемасов сначала был наркомом НКВД ТАССР, затем приказом Ежова (№ 00447 от 30.07.1937) утвержден руководителем Таттройки, потом назначен первым секретарем обкома партии. Два нуля в номере приказа – важная деталь. По существовавшей классификации, это означало, что его санкционировал лично Сталин54. Удивительно, но получается, что руководитель ВКП(б) собственноручно (!) утверждал списки всех «троек» в стране, если, конечно, не предположить, что у него была симпатия исключительно к Татарстану.

Всем, чья очередь быть осужденными выпала на 28 октября, как деду Камиля, особенно не повезло. Этот день оказался наиболее «продуктивным» – 285 следственных дел. То есть на одного человека потратили не более полутора минут. И то при условии, что заседание тройки должно было длиться полный 8-ми часовой рабочий день. Без удобств, типа обеда, перекуров и отлучек «по малой нужде». А если «тройка» желала работать «с удобствами», судьба человека измерялась секундами.

Пятерым дали по восемь лет, 24 были приговорены к десяти годам, 256 – к «высшей мере соцзащиты»55. В числе последних оказался дед Исхакова. Через два дня он был расстрелян. Ему было всего 38 лет.

Обычно казни проходили поздно вечером или ночью. Но дед Камиля, видимо и не он один, был расстрелян в 15 часов 40 минут. Торопились к 7-му ноября. Но даже при таком аврале канцелярия работала безупречно – указывали минуты. Приговор не объявлялся. Это было запрещено директивой НКВД СССР (№ 424 от 08.08.1937), подписанной замнаркома Фриновским. Нельзя было сообщать об этом и родственникам казненных, поэтому они, как правило, ничего о происходившем не знали. Хоронили на Архангельском кладбище в Казани, и даже на территории порохового завода. Всего в 1937–38 годах из числа арестованных НКВД ТАССР было убито свыше 3,6 тысячи человек56, почти два полноценных стрелковых полка РККА. Пройдут быстрые два с половиной года, и их отсутствие в полной мере скажется «в белоснежных полях под Москвой».

В начале 90-х годов старший брат Исхакова – Рашид обратился в Комитет госбезопасности с просьбой показать следственные материалы. Семья не стала использовать возможности Камиля, она пошла долгим путем большинства – как все. Рашиду разрешили – за окнами подули другие ветра – и показали папку: дело № 11264. Суровой казенной ниткой сноровисто подшито пять протоколов допросов тех, кто дал показания на Абдуллина Газиза, один протокол обыска. Выписывать было нечего, ибо старые листы заполнял информационный шум, больше похожий на лозунги, под которыми истерили трудовые коллективы тех лет. Лишь в одном случае «сведения» некоего Орлова вызвали реакцию Рашида: «самое злобное по содержанию», пометил он в тетрадке.