Мой друг Камиль Исхаков

Среди моих знакомых тоже немало казанских чекистов, на счету которых имеются конкретные результаты, действительно важные для безопасности страны. Но на их плечи давили грехи «стариков». Служебный кабинет одного из них – большого чекистского начальника – располагался там же, где когда-то сидел замнаркома НКВД ТАССР, а потом была следственная часть наркомата. Он искренне рассказывал, что в тех стенах «тени прошлого» ощущались почти реально: 3 декабря 1937 года в этом кабинете во время допроса умер от паралича сердца Шамиль Усманов63. Другой товарищ – «из знающих» – на особом, старо корпоративном сленге так и объяснил: «забили табуреткой». Деда Камиля могли допрашивать там же. От внутренней тюрьмы, где его, скорее всего, расстреляли, осталась дверь одной из камер, обитая железом. В назидание потомкам ее сохранили в ведомственном музее. Уже в 2000-е годы здание бывшего НКВД сгорело. Что повлияло на такой итог, остается догадываться. Есть тут что-то сакральное. Может быть, нам повезло, и тот огонь, пожравший ад, был очистительным? Хотя стены, конечно, ни в чем не виноваты.

Уходя на фронт, Муса Джалиль, памятник которому Исхаков видел из окон своего кабинета в здании городской мэрии на Площади 1-го Мая, тоже оставил своей дочери стихотворение. Как эти два отцовских послания похожи по духу.

Ты прощай, моя умница,

Погрусти обо мне.

Перейду через улицу,

Окажусь на войне.

Если пуля достанется,

Тогда не до встреч.

Ну, а песня останется,

Постарайся сберечь.

Наверное, неслучайно сам Камиль, унаследовав пристрастие деда Абдуллина Газиза Гарифовича к стихам, любил Джалиля. Ну, а песню, которая осталась «маленькому Вдохновению» от ее отца, она тоже постаралась сберечь. Теперь ее будут знать все Исхаковы.

Женский след

Хочу обратить внимание читателя на ту «молоденькую односельчанку», которую взял в жены Ибрагим, прадед Камиля, и которая стала матерью его деда Абдуллы. К слову, разница в возрасте была у них за 30 лет. Ведь это та самая Бибисайда, указанная в документе Института истории, прабабка Камиля, через которую к Исхаковым пришел «ген Байки». Благодаря этой девчушке, которая, к сожалению, прожила всего 28 лет, все, кто были в роду Исхаковых после Абдуллы – и будут еще, – стали членами «общей семьи» великого сподвижника Чингисхана. Натурально – «Шерше ля фам»64, только вариант татаро-монгольский. Вообще «женский след» играет важную роль в семье Исхаковых. Жена, две дочери и две внучки, это испытание для мужчины, а для Камиля – его самый ближний круг, без чего никакая родословная не состоятельна в принципе.

– Ну, и как тебе живется в таком «малиннике»? – поинтересовался я у Камиля.

– А ты спроси у Фании Хасановны, – Камиль был явно не расположен комментировать эту тему, ему было все ясно и так.

Но Фания к моей просьбе отнеслась серьезнее.

– Как-то на страницах одной из казанских газет появилась статья «Женщины в жизни мэра», – начала она. – Я, естественно, «напряглась», и тут же давай читать написанное.

– Неужели приревновала?

– А как же?! – Фания улыбнулась. – Ты сам журналист, знаешь, как присочиняют. Пойди потом разберись, что и как.

Оказалось, что в той статье было просто написано, что у казанского мэра жена, две дочери, да еще и внучка родилась – Карина.

– И как он только справляется с вами один?

– Ну не знаю, что и сказать, – глаза Фании заиграли веселыми искорками. – Восьмого марта ему приходится «трудно».

Камиль, который сидел рядом, стал проявлять интерес к нашему разговору. А Фания, будто не замечая его, продолжила:

– Весь этот день он не выходит из нашей кухни. Праздничное меню «от Камиля» – жареная картошка и яичница.

Теперь Камиль заерзал «чисто конкретно».

– Но никого вниманием не обделит, всем приготовит праздничные подарки, – довольная собой, закончила Фания.

Потом, наедине, Фания призналась:

– Для меня дороги все его подарки. Но один – особенно. Когда я родила вторую дочку, нашу Альбиночку, Камиль подарил золотые сережки. Самые первые в моей жизни.

От первого лица.

Исхакова Фания Хасановна:

«… Дом моей тети находился на улице Меридианной, где жил Камиль. Так что бегали мы с ним по одним савиновским болотам, не подозревая о существовании друг друга. А заметила я Камиля уже в университете. Запомнила его по стихам – так он их замечательно читал. Когда познакомились в райкоме, он влюбился в меня с первого взгляда. Сначала я старалась не воспринимать уж близко к сердцу его чувства. Но он ухаживал красиво – дарил мои любимые розы. Я все переживала, как быстро они осыпались. Я была одной из первых невест в длинном свадебном платье. В то же время не носили одежду длиной ниже колен. Наряд, за которым я ездила в Москву, Камиль забраковал. Но зато где-то умудрился купить совершенно обалденный и страшно дефицитный тогда трикотин – белый с серебристыми блестками. До сих пор хранит тайну его приобретения. А мама Камиля сшила мне платье…»65.