Мой друг Карлос Шакал. Революционер, ставший героем голливудских фильмов «Шакал» и «Карлос»

В тот день он отнесся к обряду посвящения почти легкомысленно, им руководило скорее чувство товарищества, чем зрелое размышление. Но потом в жизни Карлоса случилась встреча с иранским муллой Абу Акрамом — он был близок к иранским моджахедам (позже им пришлось скрываться на территории Ирака). Сегодня эти люди вынуждены соблюдать крайнюю осторожность — американцы записали их в террористы.

«Абу Акрам был в моем подчинении, что не помешало ему отчитать нас за легкомыслие. На сочном и цветистом арабском — не забудьте, он был иранцем, то есть неарабом — Абу Акрам дал нам множество теологических разъяснений и комментариев, после чего заставил снова прочесть Fatiha — обет веры, на сей раз — с полным осознанием важности происходящего».

Таким образом, Карлос дважды совершил ритуал обращения.

Как признается сам Карлос, он не является «воином Аллаха» в прямом смысле: «моей вере недостает мистицизма». Хотя он и мусульманин, но его борьба носит скорее политический, чем религиозный характер. Замечу, что, вопреки большевистской традиции, Карлос никогда не относился к марксизму как к религии, подменяющей собой традиционную духовную практику. Например, по Бердяеву, марксизм имеет все признаки полноценной религии: строгая догматическая система, несмотря на практическую гибкость:

• разделение на ортодоксию и ересь;

• неизменяемость философии науки;

• священное писание Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, которое может быть лишь истолковываемо, но не подвергнуто сомнению;

• разделение мира на две части: верующих — верных и неверующих — неверных;

• иерархически организованная коммунистическая церковь с директивами сверху;

• перенесение совести на высший орган коммунистической партии, на собор;

• тоталитаризм, свойственный лишь религиям;

• фанатизм верующих;

• отлучение и расстрел еретиков;

• недопущение секуляризации внутри коллектива верующих;

• признание первородного греха (эксплуатации).

«Моя связь с коммунизмом носит интеллектуальный, рациональный характер. В основе моего политического выбора лежал разум, а не идеалистическая страсть, как у отца-мистика, почти фанатика. Первое образование он получил в Венесуэле, в маленькой семинарии отцов-эвдистов, где преподавание велось на французском языке, и отец сохранил о преподавателях самые лучшие воспоминания. Утратив веру в Бога, он в некотором смысле транспонировал ее на Маркса и Ленина».

В этой главе я хотел бы подробнее остановиться на мировоззрении Карлоса, сформулированном в книге «Революционный ислам», так и не изданной в России. Карлос пишет, что ислам следует рассматривать как вершину божественного Откровения, которое изначально являло собой «революцию». Или «Революцию революций», если пользоваться терминологией Карлоса. И назревающие в ближайшем будущем геополитические и геокультурные потрясения, равных которым не знает история, не замедлят это обнаружить. По его мнению, менее чем через два столетия мусульманскими станут земли от Африки до Центральной Азии, от Индийского субконтинента до Атлантики. Бурное распространение ислама свидетельствует о могуществе его политической составляющей, о его способности воспламенять умы и сердца людей, воодушевлять их «на битву за истину и справедливость божественного порядка…».

Карлос считает, что последние настоящие европейцы — те мужчины и женщины, которые сохранили гордость за свое происхождение и остались верны наследию предков, — примут в свое сердце ислам. Он станет единственным средством уберечь от разрушения свои ценности, духовное наследие многих веков для тех, кто сумеет сохранить уважение к себе, и прежде всего откажется рабски подчиниться материалистическому фетишизму.