Мой друг Перси, Буффало Билл и я

В расселине лежала щучья голова, скалила острые зубы и таращилась на меня пустыми глазницами. Это была та самая щука, которую потрошила Пия в самом начале лета, когда мы только приехали.

— Пия, — проговорил я и ударил себя по щеке — для острастки.

А потом пошел в будку у пристани и нашел там свою надпись на стене:

Сердце разбито — что ж, не беда!
Карлсона клей поможет всегда!

Я достал красный мелок из коробки и вывел здоровенными буквами:

Чепуха на постном масле!

Потом прикрыл дверь и посидел в темноте, чтобы никто не увидел моих слез.

В следующие дни Перси из кожи вон лез, чтобы излечить меня от любви.

Мы спрятались за камнем высоко на скале у сигнального костра и следили за дорогой в дедушкин бинокль — ждали, когда Пия на полной скорости прокатит на своем велике к магазину.

— Вон она, — шепнул Перси. — Смотри, не забудь, что надо делать.

Он протянул мне бинокль. Дрожащими руками я поднес его к глазам и перевернул задом наперед, как он велел, чтобы Пия казалась лишь маленькой мошкой далеко-далеко. Но сердце все равно щемило. — О чем ты думаешь? — спросил Перси.

— О Пии.

— Да возьми же себя в руки! Соберись хорошенько с мыслями. Ну?

— Печенка, — сказал я. — Печенка и пригорелая картошка.

— А еще?

— Мясные фрикадельки в белом соусе.

И вдруг мне немного полегчало. Вместо симпатичного лица перед моим внутренним взором возникала клейкая белая жижа с дрожащими жирными кусками. Мне и вправду стало не по себе. Я даже смог перевернуть бинокль и еще раз посмотреть на нее, когда она возвращалась из магазина.

— Ну как? — спросил Перси, когда Пия скрылась из виду.

— Пока не очень. Но я уже на пути к выздоровлению.

Перси одобрительно похлопал меня по плечу.

— Молодчага! Завтра мы подползем поближе. Только вспомни что-нибудь похуже.

Когда мы пришли домой, оказалось, что звонил папа Перси. Они с мамой вернулись из похода. Отлично отдохнули, даже дождь им не помешал, и теперь ждали, когда их сынок приедет домой. А еще папа спросил, научился ли Перси плавать и может ли проплыть двадцать метров.

— Черт! — буркнул Перси.

— Неужели тебе не хочется их увидеть? — удивилась моя мама.

— Ну ясное дело.

— Да ладно, спешки особой нет, — вмешался дедушка.

— Что скажешь, Перси? — спросил папа. — Здорово будет вернуться домой?

— Да, — кивнул Перси и покосился на меня. — Но мне надо пробыть здесь еще четыре дня.

Это выдались горячие денечки.

Перси должен был научиться плавать — так, чтобы проплыть двадцать метров. Мне тоже нужны были тренировки — чтобы излечиться от любви.

По утрам я плавал с Перси у нашей пристани. А по вечерам мы тайком следили за Пией, я учился смотреть на нее и думать о всяких ужасах и гадостях: вспоминал, как разбил дома окно и как папа рассердился, решив, что я это нарочно. И как упал с качелей и ударился затылком, так что новый белый свитер, связанный мамой, испачкался в крови, и меня пришлось везти к врачу накладывать швы. Как я в гостях у приятеля из вежливости съел салаку, которую терпеть не могу, и меня после этого стошнило на платье его мамы.

Чего со мной только не случалось!

На этот раз мы стояли за кустами у танцплощадки и ждали, когда Пия промчится мимо на своем велике. Я смотрел на ее загорелые ноги, которые что есть силы вертели педали, и блузку, раздувавшуюся на ветру.

Меня подташнивало.

Потому что я вспоминал о той старой рвоте из моего детства и вдобавок прижимал к животу холодную мокрую жабу — ее мне дал Перси.

— Это поможет, — заверил он. И оказался прав.

Меня снова чуть не вырвало.

— Отлично, — сказал Перси. — Завтра повстречаешься с ней мельком. Сможешь?

— Ну не знаю. Это непросто.

— Это твой последний шанс.

На следующий день после обеда мы спустились в поселок. Пии во дворе не было. Ее мама понятия не имела, куда она подевалась. Мы всю округу обыскали и наконец заметили ее у старого маяка. Там были еще Данне, Классе, Биргитта и Кикки. Они купались. И развели костер на берегу, хотя это и запрещено.

Пия только что вылезла из воды и сидела на камне у огня, завернувшись в полотенце. Мы остановились за ольхой.

— Ну давай же! — шепнул Перси.

— А может, наплюем на все это?

— Ну уж нет! Помни: ты должен с ней заговорить. А сам все время вспоминай всякие гадости.

— Ладно, — кивнул я и направился к Пии. Хотя на самом деле мне хотелось дать деру и никогда больше сюда не возвращаться. Перси шел за мной и следил, чтобы я не сдрейфил. Классе, Леффе и все остальные молча проводили меня взглядами. Я остановился перед Пией.

— Привет.

— Привет, — ответила она, даже не посмотрев на меня. — Чего тебе?

— Просто хотел поздороваться.

Я застыл на месте, смотрел на нее и чувствовал, как живот сжимает судорога, мне даже пришлось сглотнуть и крепче стиснуть губы.

— Что ты на меня уставился? — рассердилась она. — И зачем корчишь рожи? Что у тебя на уме?

— Вареные рыбьи глаза, — сказал я.