Мой друг по несчастью

В этот момент я поблагодарил пабы за традицию самообслуживания, потому что мне показалось, что меня вот-вот натурально стошнит от вида старика, от его испещренного морщинами лица, в которое я смотрел… да, черт возьми, словно в отражение. Это было ужасно, это было омерзительно. И в то же время, я понимал, что должен перетерпеть и попытаться увидеть там именно то, что и сделало его с годами столь омерзительным. Ведь виной всему была отнюдь не старость. Мученик был неприятен не потому, что он был стар и неухожен. Он был неприятен тем, что нес в глубинах своей души, тем, что просачивалось в этом мир через его глаза и через этот отвратительный смешок.

Но почему я допускал, что и мне грозит подобная участь?

– Приятного аппетита, – сказал я, вернувшись с подносом и выставляя на стол выпивку и блюда с закусками.

– Будь здоров! – ответил он и тем же манером, одну за другой, влил в себя две порции рома.

– Давай, может, бутылку сразу возьму? Что тебе эти мензурки?

– Не надо. Так вкуснее. Садись, Беспомощный.

Я сел и некоторое время молча наблюдал, как Мученик с аппетитом грызет свиные ребра тремя целыми зубами.

– Так и будешь молчать? – спросил он, не отрываясь от еды.

– Не знаю, что сказать, – честно признался я.

– Просто скажи то, что тебя тревожит больше всего. Что самого странного с тобой случилось за эти два дня?

– Два дня? Но… откуда ты знаешь? – ошеломленно спросил я, тем самым выдав самого себя.

– А что тут знать? Поживи с мое, и сам начнешь узнавать, – пожал он плечами. – А уж если и сам в свое время охотился за истиной, то тут и одного взгляда будет достаточно, чтобы опознать очередного рыцаря.

– Какой еще истиной?

– Той, что сейчас скалится тебе с презрительной насмешкой. Той, что разжует и выплюнет тебя, как только наиграется. Той единственной, что управляет этим миром и людьми в этом мире.

– Я не понимаю тебя. Ты намекаешь на какие-то религиозные страшилки?

– Ай, брось, Беспомощный. К чему эти сказки? Ни богу, ни дьяволу нет места рядом с этим монстром, на путь познания которого ты встал. Имя этой истине еще не придумал? Нет? Пока еще можешь называть Это каким-то своим именем, но рано или поздно придешь к главному и самому величественному, которое передается из уст в уста нашим братом. Я вижу и недоверие, и удивление в твоих глазах. Вижу, что ты изо всех сил хочешь мне не верить, что хочешь назвать меня сумасшедшим и поскорее уйти отсюда в общество нормальных людей, с их дешевыми улыбками на лицах с печатью неведения. Знаю я все это. Но уйти-то ты не можешь. Ибо чувствуешь дыхание истины рядом со мной, а? Не так ли, Беспомощный?

– Ты одними загадками говоришь. Это раздражает, – сказал я и сделал глоток пива. Сырные палочки выглядели очень аппетитно, но я понимал, что от волнения мне сейчас кусок в горло не полезет.

– Так ты же ничего не спрашиваешь. Все боишься напороться на что-то страшное. Поверь, Беспомощный, самое страшное ты увидишь и услышишь не от меня. Я, если можно так сказать, один из тех немногих, кто может помочь тебе хоть самую малость.

– Что же тебя так во мне заинтересовало? – спросил я, посмотрев в сторону.

– Мороз по коже пробежал рядом с тобой. Он пройдет у тебя дня через три, но ты никогда его не сможешь забыть, и потом, таким же образом, будешь узнавать в толпе новорожденных неудачников вроде нас с тобой. Будешь чувствовать рядом с ними фантом этой прохлады. И ты спросил про улицу Мартина Идена.

– Ты понимаешь, как все это звучит? – прошептал я. – Как бред сумасшедшего.

– Ну так встань и уйди. Чего ты сидишь здесь со мной, едва сдерживая свое отвращение? Встань и уйди. Но ведь сидишь здесь и слушаешь этот бред. Ну что? Что ты хочешь знать? Что тебя так поразило в эти дни? От чего ты старательно отворачиваешься, маскируя свой страх под удивление?

Я почувствовал, что вспотел. Мученик отложил очередное ребро, которое уже взял в грязные пальцы и устремил на меня выжидающий взгляд из-под косматых бровей, на этот раз без ехидства на лице. Несколько седых прядей выбились из-под повязки и упали на его виски.

– Может, имена? Фамилии? Названия улиц? – спросил он, спустя полминуты.

– Имена? – переспросил я.

– Да, имена. Вроде бы и придраться не к чему, а понимаешь, что звучит все это нелепо.

– Да мало ли, как людей могут звать. Тебя же зовут Мучеником.

– Назови.

Я усмехнулся и нервно поерзал на стуле.

– Червоточина, Генрих Асфиксия… – ответил я с улыбкой, чувствуя, что улыбка эта глуповата.

– Не слишком нарицательно, нет?

– Не знаю, – я пожал плечами. – Мне все равно.

– Нет, Беспомощный, – протянул старик. – Ты хочешь, чтобы тебе было все равно, но это не так.

– Ну, а Мученик – это имя или фамилия?

– И то, и другое.

– И почему ты себя так называешь?

– Потому что я не помню, как меня зовут! – воскликнул он злобным шепотом и придвинулся ко мне через стол.

– Но я-то помню, как меня зовут, – парировал я.

– Это пока… – процедил он. – Это ведь только начало.