Читаем Мой друг, покойник полностью

— Отправляйтесь на паперть церкви Святого Иоанна, притворитесь слепым и просите милостыню, а я сколько не шарю в кассе, не нахожу в ней ни единого шиллинга.

— Умру ли я… — тихим голосом произнес Дэвид.

— Не услышав певицу или не увидев грузовое судно водоизмещением три тысячи тонн в нашем болоте? — завершил фразу Снаффи.

— Боже! Боже! Без возможности порыться в кассе, наполненной шиллингами, или подписать чек на десять фунтов!

В воздухе прокатился гром.

— Облако заговорило, — сказал Снаффи.

Воздух внезапно стал таким тяжелым, что они бросились к окну. Улица плеснула огнем.

На высоком коньке островерхой крыши соседнего дома зеленым пламенем полыхнули огни Святого Эльма.

Внезапно пала ночь, словно кто-то щелкнул выключателем, включив затмение.

Снаффи зажег газ. Бледное пламя высветило жалкую обстановку конторы. Дэвид отвел взгляд от улицы, ставшей чуть оживленной.

По ней спешили экипажи.

— Они едут в театр, — вздохнул он.

— И у них есть деньги! — подлил масла в огонь Снаффи. — Много шиллингов, много фунтов! И почему вы не захотели торговать коровьими шкурами вместо того, чтобы ждать призрачные суда? Дэвид Стоун, морской маклер, какой звучный титул?

Тополя принялись хлестать облако, словно протестуя против мрака и тумана.

Затем начался дождь, свирепый и жуткий, сопровождавшийся градом.

* * *

Дэвид с трудом удерживался, опираясь на стену театра. Ужасающий ветер продувал улицу, в воздухе с треском носились черепицы. Но сквозь рев бури и вой смычков Стоун слышал волшебные слова:

— Весна… любовь… цветы… любовь…

— Любовь! О, любовь! — пробормотал он. — Как Она должна быть прекрасна сейчас!

Ослепительная вспышка залила улицу. Ночь наполнилась внезапным грохотом, завершившимся пронзительным воем, словно орда чудовищных призраков принялась освистывать певицу.

И в то же мгновение над крышами домов зажегся высоченный рыжий факел.

«Молния ударила в газохранилище, — подумал Стоун. — Боже! Что это? Куда бегут люди?»

Его с силой ударили в спину, потом он получил удар по ногам и в лицо и ничком рухнул на землю.

Он смог быстро вскочить на ноги, испуганный ледяной пощечиной.

И оказался лицом к лицу с ужасающей бедой. По улице несся бурный поток воды, вспыхивающий злобными огоньками.

* * *

Несколько минут он был оглушен грохотом обвалов и воплями.

По улице несся бешеный поток, сметая всё на своем пути, а с неба среди струй ливня сверкали молнии, бившие прямо по городу.

Потом в двадцати шагах от него из резко распахнутой двери хлынул новый поток. Это был поток обезумевших расталкивающих друг друга людей с воплями и руганью, вырвавшийся из театра.

За несколько секунд Стоун стал свидетелем неслыханных преступлений: разодранные лица, сломанные конечности, блеск лезвий ножей, бьющих налево и направо, вспышки выстрелов, разрывающих тьму ночи.

— Облако! — прохрипел Стоун. — А где может быть Она?

Портик театра зиял пустотой, которую освещали несколько горящих ламп. Сам не зная как, Дэвид проник в вестибюль, откуда доносились стоны агонизирующих зрителей. Он перешагивал через тела, чья кровь смешивалась с прибывающей водой.

Он добрался до зрительного зала.

Тот был пуст. Через щели под дверьми с серебристым журчанием текли ручьи. Электрические лампы замигали, готовясь вот-вот погаснуть.

И вдруг он увидел Ее.

Она в ужасе застыла посреди сцены недвижимой статуей.

— Ма… мадмуазель, — задыхаясь, выговорил он, — крепитесь… я… иду.

С потолка сорвался кусок штукатурки и упал, едва не задев его. Между двух рядов кресел лежал усмехающийся труп Хангфильда — ему пробили голову кастетом.

Стоун перебирался через кресла, шагал по быстрым и темным ручьям.

Лампы вспыхнули красным светом и погасли.

…Он усадил ее на плечи.

Странная мысль вдруг пришла в голову Дэвида Стоуна:

«Причал»!

* * *

Несмотря на темень, яростные потоки воды и бурю, он добрался до причала в то самое мгновение, когда невероятный толчок сотряс его до основания. Часть старого деревянного каркаса оторвалась от берега и поплыла в море, спасая их двоих из всего города, который горел, рушился, тонул.

* * *

Заря.

Облако словно плыло по поверхности безбрежных вод; тусклый туман отталкивался от волн. Обломки причала, превратившегося в плот, плыли по прихоти течений.

Стоун различал на горизонте смутную, дымящуюся массу, которая колыхалась от ветра — последние дымы того, что осталось от Ингрэма.

Она была маленькой, бледной, потерявшей сознание. Он с удивлением разглядывал ее, словно проживал невероятную и бесконечную мечту.

Он часами ласкал неподвижное лицо. Наконец, она глубоко вздохнула и заплакала.

— Она жива, она спасена, — радостно прошептал Дэвид.

Наступила ночь. Он прижимал ее к себе… Она, казалось, погрузилась в мрачную беззаботность и не открывала глаз. Они не обменялись ни единым словом. Легкая дремота перешла в глубокий сон. Но он ощущал, что прогнившие балки пропитывались водой, и плот неспешно уходил под воду.

Когда наступил день, вода доходила уже до щиколоток. Он держал певицу на усталых и заледеневших руках. Старый причал медленно расставался со своим хозяином.

* * *

Перейти на страницу:

Все книги серии Ретро библиотека приключений и научной фантастики

Похожие книги

Том 7
Том 7

В седьмой том собрания сочинений вошли: цикл рассказов о бригадире Жераре, в том числе — «Подвиги бригадира Жерара», «Приключения бригадира Жерара», «Женитьба бригадира», а также шесть рассказов из сборника «Вокруг красной лампы» (записки врача).Было время, когда герой рассказов, лихой гусар-гасконец, бригадир Жерар соперничал в популярности с самим Шерлоком Холмсом. Военный опыт мастера детективов и его несомненный дар великолепного рассказчика и сегодня заставляют читателя, не отрываясь, следить за «подвигами» любимого гусара, участвовавшего во всех знаменитых битвах Наполеона, — бригадира Жерара.Рассказы старого служаки Этьена Жерара знакомят читателя с необыкновенно храбрым, находчивым офицером, неисправимым зазнайкой и хвастуном. Сплетение вымышленного с историческими фактами, событиями и именами придает рассказанному убедительности. Ироническая улыбка читателя сменяется улыбкой одобрительной, когда на страницах книги выразительно раскрывается эпоха наполеоновских войн и славных подвигов.

Артур Игнатиус Конан Дойль , Артур Конан Дойл , Артур Конан Дойль , Виктор Александрович Хинкис , Екатерина Борисовна Сазонова , Наталья Васильевна Высоцкая , Наталья Константиновна Тренева

Детективы / Проза / Классическая проза / Юмористическая проза / Классические детективы
Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза