Впрочем, оказалось, что для Лейки с Димой все неприятности кончились.
Спустя несколько минут охранники вывели их из зала.
Снаружи ждала Карина.
— Эдуард Георгиевич велел их отпустить, — сказала она.
— Но он сам… — попытался возразить старший секьюрити.
— Он сам слишком занят, чтобы заниматься такой ерундой! — перебила Карина. — Вот, возьми, он просил передать… — Карина сунула охраннику свернутые в трубочку деньги.
Секьюрити переглянулись и синхронно кивнули.
— Люблю я музеи, — говорила Карина, возглавлявшая их маленькую процессию. — Меня всегда забавляло, как люди пытаются сохранить время. Я вот подумываю: не начать ли мне собирать коллекцию людей, которые мне особенно нравились. Выставлю у себя в салоне. Вечная красота, и красота на один вечер. Согласитесь, если бы человеческая жизнь была вечной и не исчезала в один прекрасный день, подобно росе или дыму, в ней не было бы никакого очарования. Так сказал один японец несколько сотен лет назад. Забавно, что эта мысль пришла в голову именно смертному…
Дима слушал журчание Карининого голоса, не понимая,
Дима посмотрел на зареванную Лейку и подумал: несмотря на то что с Лейкой он знаком с первого класса, эта красивая умная женщина, даже и не женщина на самом деле, а вообще неизвестно что, — ему ближе, чем одноклассница. Диме хотелось слушать Карину, смотреть на нее, коснуться…
Лейка больно пихнула его локтем.
— Что ты на нее пялишься, как идиот? — зашипела она. — Она — предательница…
— Заткнись, дура! — зашипел в ответ Дима. — Она нас спасает, не понимаешь, что ли? — И увидел, как Карина на секунду приостановилась. Черт, он совсем забыл, какой у
Пришли. Карина кивнула охранникам и, неожиданно для Димы, коснулась губами его щеки:
— Забудь всё, — шепнула она. — Прощай.
Повернулась и пошла через холл, грациозная, как балерина… И чем-то очень похожая на Катю.
Вспомнив о Кате, Дима скрипнул зубами. Карина мгновенно стала чужой. Спасибо ей, конечно, но никаких «прощай» и «забудь». «I’ll be back!» — как любил говорить губернатор Калифорнии.
Охранник снял с Димы наручники.
— Гуляйте, молодежь, — напутствовал он, закрывая входную дверь. — Больше не попадайтесь.
Они оказались на ночной улице.
Лейка всхлипнула.
— Не скули! — буркнул Дима. — Без толку.
— Но там… Карлссон… И Катя…
— Вот именно! Надо не реветь, а думать, что делать!
— А что теперь делать? — Лейка изо всех сил старалась опять не разрыдаться.
— Для начала — попасть внутрь!
— Ты с ума сошел? — Лейка даже всхлипывать перестала. — Там же…
— Там Катя. И Карлссон, — твердо сказал Дима. — И я их там не оставлю!
— А что ты можешь? — недоверчиво проговорила Лейка. — Тебя стукнут разок — ты и упадешь!
— Ну да, я не Стивен Сигал! — раздраженно бросил Дима. — У меня мозги, а не кулаки. Кулаки вон у твоего Карлссона есть. И что, помогли они ему? Не реви, я сказал! Ты вообще можешь домой отправляться!
— А ты?
— А я попытаюсь пробраться внутрь и освободить Карлссона.
— Интересно, как?
— Сам еще не знаю.
— Ничего ты не знаешь! — сердито выкрикнула Лейка. — Толку от тебя…
— Не ори! — перебил ее Дима. — Кое-что я все-таки знаю.
— Например?
— Например, код замка на двери в подвал. Я его запомнил…
Глава пятьдесят первая,
в которой Катя видит чужой сон, а Лейка с Димой снова оказываются в подвале
Прибегает тролленок к маме, плачет.
«Мама, мама, я нечаянно в носу поковырялся, и теперь у меня всё боли-ит!»
«Как это — всё?» — удивляется троллиха.
«Всё! Где ни потрогаю — боли-ит!»
«А-а-а… — говорит троллиха, обследовав сына. — Не плачь. К вечеру все пройдет. Это у тебя просто пальчик сломан».
Сон пришел к Кате, и это был чужой сон. Чужой жуткий лес с голыми корявыми деревьями. Не день и не ночь. Сумерки без теней, пронзительно-щемящее чувство — словно теряешь нечто очень-очень важное, без чего — всё, край, жизнь без смысла, теряешь именно сейчас, в это самое мгновение… Силишься вспомнить — что? И не можешь. Ускользает…
Хотелось куда-то бежать и одновременно — свернуться клубком, зарыться в синевато-серые опавшие листья цвета мокрого пепла, которые устилали землю до кромки воды.
Катя шагнула вперед… Не шагнула, перетекла между голыми, не отбрасывающими теней деревьями — к озеру. Ноги утонули в листве, как в снегу. Берег был почти плоским, а вода — кристально чистой, мелкой. Под ней тоже были листья.
Катя подняла голову. Над озером плыли прозрачные, как дым, клочья тумана. А в этом тумане…
Колеблющийся, как сам туман, силуэт обнаженной женщины с длинными, белыми с синевой волосами. Дивной красоты лицо дрожало и расплывалось… Но оно было живым!