Мои друзья

«Циви, циви, трах-тах!» — прозвенела радостная песня, и мою осеннюю грусть будто рукой сняло…

Представление окончилось. Синица прыгнула вниз, прямо к моим ногам, и исчезла, словно утонула во мху. Я смахнул паутину с лица, и… в памяти ожило детство. Октябрь далекого года. Малая деревенька Жарки на берегу Камы. Шаткий деревянный мосток через овраг. Знакомая тропа усыпана разноцветными — палевыми, огненно-красными, бурыми листьями. Звонкий голосок придорожных синиц.

«Пинь-пинь, дзынь-дзынь!»

«Пинь-пинь, дзынь-дзынь!»

Звон меди и серебра слышится в их перекличке. Не потому ли мы называли синиц «зинзиверами»?

Так с детства запала в сердце осенняя красота: мерцание сосновых вершин в небесах; лихая цыганская пляска палой листвы под бойкий синичий посвист; желто-зеленые, тонущие листья кувшинок на темно-синем зеркале пруда.

Не раз зимой голодным птицам

Приснятся россыпи зерна,

И грустно тенькает синица

У заметенного окна.

Анатолий Чиков

Зима. На дворе мороз, сугробы по пояс. Сидишь, бывало, в классе, решаешь задачку. Вдруг тишину расколет частый, настойчивый стукоток. Глянешь в окно, а там синица. Прыг-скок по раме.

Толкнешь соседа по парте Володю Бабайлова: «Востра!» А он согласно кивнет и улыбнется в ответ. Видно, так уж повелось: улыбка друга и веселый нрав птицы неразделимы.

Не встречал я синицу вялой и сонной. Вечно она в движении, в работе: осмотрит каждую ветку яблони в заснеженном саду, каждый куст смородины, каждый гнилой сучок. Найдет уснувшего на зиму жука или личинку, затенькает и давай молотить клювом, точно молоточком по наковальне. Неспроста в народе прозвали ее «зимним кузнечиком». Я знал, как тяжко приходится птицам в бескормицу, когда все кругом: земля, деревья, кустарник — покоится под глубоким снегом. Поэтому заранее, в преддверии суровой гостьи-зимы мы с братом сооружали из фанеры кормушку, подвешивали ее где-нибудь в укромном уголке сада, поблизости от дома. И сыпали туда все, что от завтрака оставалось: хлебные крошки, творог, сало, сахар, кусочки мяса… Птицы всему рады бывали.

Однажды суровым январским полднем к нам в комнату вместе со стужей влетела синица. И что примечательно! Она вовсе не испугалась домашней обстановки, покружила под потолком, освоилась и начала проверять в комнате укромные уголки.

Тюкнула клювом березовый веник на печке и принялась хозяйничать: то на стол присядет — масла отведает, то на люстре, словно воздушный гимнаст, повиснет, то в горшке с цветами начнет землю ковырять. И так до самого вечера, по временам напевая веселую песенку. Вскоре я привык к синице, а отец прозвал ее за непоседливость Вертухой.

Вертуха не раз оправдывала свою кличку. Ловко водила за нос нашу кошку Мурку с обрубленным хвостом. Выхватывала у нее из-под самого носа кусочки сала. Присядет на буфет и вроде бы посмеивается над чей, а порой мне казалось, даже бранит. И сколько раз Мурка ни покушалась на жизнь шустрой синицы — все ее попытки оканчивались неудачами. Птица была неуловима.

К собаке Вертуха относилась дружелюбно. Садилась Пирату на спину, а то и на хвост, закрученный кверху бубликом, чем очень беспокоила пса.

Днем синица разгуливала у миски Пирата и под общий смех купалась в тарелке с недопитой водой. На это пес нисколько не обижался.

Со мной Вертуха установила добрые отношения: когда я входил в дом, весело посвистывала и прямо с руки брала подсолнухи.

Однажды вечером я заметил место, где, спрятав голову под крыло, уснула птица, и взял ее. Со страху Вертуха закричала и вцепилась острыми коготками мне в палец. С тех пор я знаю, что не зря говорят: «Мала птичка-синичка, да коготок востер».

В субботу бабушка решила прибрать комнату и открыла настежь форточку. Синица воспользовалась случаем и выпорхнула в сад.

Поутру выбежишь на крыльцо делать зарядку на морозном воздухе, не успеешь оглянуться — и Вертуха объявится.

«Пинь-пинь, та-ра-рах!» — поздоровается и словно спросит: «Как поживаешь?»

Спляшет на поленнице дров и перелетит на крыльцо. По привычке вытянешь руку вперед, разожмешь кулак, а на ладони семечки. Вертуха схватит семечко, зажмет в коготках и примется завтракать. Услышав ее призывный голосок, ко мне с разных сторон слетаются синицы и по очереди берут угощение.

В феврале все кругом было покрыто пушистым снегом. Я торопился в город и бежал вдоль забора к автобусной остановке. Вдруг над головой; «Пинь-пинь, та-ра-рах!» И тут кто-то легонько коснулся воротника моего пальто. Я замедлил шаги: «Кто бы это?» А Вертуха скакнула мне на плечо: «Неужто не узнаешь?»

Я достал из кармана подсолнух, и синица выхватила его, можно сказать, на лету. А в благодарность проводила меня до автобуса.

…Апрель теплеет.

Всю ночь туман, а поутру

Весенний воздух точно млеет

И мягкой дымкою синеет.

И. Бунин