Мои друзья

Мы поселились в крохотной мазанке вблизи Бахчисарая. Окна на ночь распахивались в сад, а к утру пол был усыпан белыми лепестками черешен.

Белоснежными казались и крыша, и крыльцо, и дорожки. После завтрака я шел в сад, ложился под шелковицу и запоем читал рассказы Сетон-Томпсона. Тайком я тоже мечтал приручить какого-нибудь зверька.

Однажды отец вернулся из похода в горы и принес мне ежа.

— Гляди-ка! — сказал он. — Какой забавный! Пыхтит, словно паровоз!

Я очень обрадовался — прыгал вокруг ежа, трогал колючки пальцем, угощал зверька сыром.

Вечером посадил ежа в ящик, налил ему в блюдечко молока и отнес в сени. А сам лег спать. Утром проснулся, заглянул в ящик, а зверек куда-то удрал. Я искал его везде: в курятнике, в малине, даже под дом лазил. Спрашивал у соседей, но ежа, как говорится, и след простыл.

Тетя Маша, узнав про мое огорчение, предложила мне котенка, но я наотрез отказался.

На другой день ее муж, дядя Гриша, принес мне кролика-ушана, но я снова отрицательно мотнул головой: мне нужен был только еж. И тут мой друг Женька Блинов дал мне шарманку:

— Веселей жить будет! — и хлопнул меня по плечу.

Весь вечер я не расставался с шарманкой. Где-то внутри ее, в небольшом ящике, позванивали колокольчики и звучал старинный вальс «Амурские волны».

Перед сном я собрался было вернуть шарманку Женьке и, наигрывая, пошел к калитке. Но, чу! В кустах шиповника кто-то завозился. Я присел от неожиданности; кто бы это? Вскоре все смолкло, Наверное, показалось, подумал я и крутнул ручку шарманки. «Там-тарарам-там» — зазвучала мелодия вальса.

И тут кусты зашелестели, и прямо на дорожку выкатился еж. Ощетинился, фыркнул и огляделся. Задрал мордочку кверху и начал водить носом-угольком из стороны в сторону. А дальше еще чудней пошло: еж поднялся на задние лапы, будто плясать собрался.

— Чудеса! — улыбнулся я и на радостях позвал отца: — Смотри-ка, беглец нашелся. Пришел музыку слушать!

— Вот так новость! — рассмеялся отец и угостил ежа булкой, смоченной в молоке. — Да он, видно, любитель музыки!

Почти каждый вечер, заслышав шарманку, еж прибегал к нашему крыльцу. С той поры мы так и прозвали его: «Любитель музыки».

ТАЙНА СТАРОГО ЧЕРДАКА

Ветерок бродит по садам, шепчется в листве дубов и каштанов, сбивает с веток груши и яблоки. В один из таких летних погожих деньков к пасечнику Егору Ивановичу Белову в деревню Ладинка приехал погостить из Москвы внук Максимка.

Дед сгреб Максимку в охапку, чмокнул в щеку и загудел, точно пчела на пасеке:

— Ого-го, какой вымахал! В прошлые-то разы, помнится, от горшка два вершка был, а нынче, того гляди. Десну переплывешь…

— В сентябре в школу… Мне мамка и букварь, и форму купила. А ты, деда, как?

— Скрипим помаленьку! — Дед спохватился: — Да я ведь тебе гостинец припас…

Егор Иванович поманил внука на чердак. Скрипучая лестница сладко пахла яблоками и грушами.

— Глянь-ка, Максим! — Дед огладил усы, распахнул дверцу и ахнул: — Срам-то какой!

Заветный дубовый сундук с оторванной крышкой пустовал — груши были разбросаны по полу.

Максим поднял грушу, повертел в руках и протянул деду: сердцевина у нее была выедена.

Старик с досадой почесал затылок:

— Вот тебе и сурприз!

— Кто-то здесь без тебя похозяйничал?

— Кто его знает? — Егор Иванович пожал плечами. — Видать, какой-то поганец повадился!

— А Мурка жива?

— Жива-здорова… Куда она, плутовка серая, денется?

— Значит, не мышь?

— Спокон веков в нашем доме ни мышей, ни крыс!

— Тогда кто ж?

— Кто? Кто? — не на шутку осерчал дед. — Больно скорый! Поживем — увидим…

В тот вечер он постелил себе постель у лестницы на чердак, стал караулить вора.

В первую ночь Егор Иванович не сомкнул глаз, но никто не пожаловал. Во вторую — схитрил: подбросил вору для приманки переспелых груш. Ждал, ждал, ворочался, ворочался с боку на бок да, как на грех, захрапел. И приснился деду страшный сон: будто у него какие-то неведомые крылатые звери дом подожгли, а ему, горемыке, пришлось на пасеке ночевать. Проснулся чуть свет, поднялся на чердак, а там груши снова разбросаны и попорчены. На третью ночь дед положил под подушку будильник, чтобы, случаем, не задремать. Зажег фонарь. Перелистал газету, зевнул раз-другой и только окунулся в сладкую дрему, как наверху зашуршало.

Дед поднялся, тряхнул головой: не почудилось ли?

Шуршание повторилось.

Приложил к уху ладонь, начал размышлять: для хомяка слишком высоко, хомяк в эту пору в поле… Белка по ночам в дупле спит… Но тогда кто?!

И тут воришка пискнул тоненьким голоском и по-беличьи легонько зацокал.

Егор Иванович схватил фонарь, поднялся наверх и плотно притворил за собой дверцу.

Крохотный серый зверек испугался яркого света и заметался из угла в угол. Дед изловчился и накрыл его подвернувшимся под руку решетом.

Утром Максим сразу заметил, что настроение у деда изменилось. Глаза его сверкали из-под густых с проседью бровей, а желтые от табака пальцы проворно барабанили по столу.

— Поймал, что ли?

— А то как же! — кивнул дед и добавил: — От старого да лукавого далеко не убежишь!