Мои друзья и горы.

Наше участие в общей жизни экспедиции заключалось не только в том, что мы дежурили наравне со всеми. Несколько раз мы выходили на занятия — снежно-ледовые и скальные. Ребята учились лазать по скалам, подниматься по веревке на стременах с жумарами (приспособления,позволяющие жёстко зажимать веревку) и спускаться дюльфером». Для мальчишек лазание по скалам было увлекательнейшим занятием, особенно, когда пришлось осваивать работу с веревкой под руководством таких инструкторов, как Лева Калачев или Мика Бонгард. На снежных занятиях надо было научиться останавливать свое падение с помощью ледоруба («зарубаться»), но главным развлечением было обучение глиссированию (то есть спуску скольжением на ногах, как на лыжах). Когда мой Сашка взял ледоруб и начал глиссировать, я ахнула. Стоявший рядом Вильям все понял: Сашка глиссировал в точности так же, как это делал его отец, Володя Спиридонов. Но Сашка никогда этого не видел и не мог подражать отцу! Видимо, вся эта довольно сложная координация записана на генном уровне.

  Для ребят не было предусмотрено восхождения на какую-нибудь вершину. И я не помню, чтобы они как-то этого хотели. Но мы участвовали в забросках и провожали группу восходителей на Сахарную голову, несли их груз на подходе к вершине. В тот выход ребята вполне могли представить себе, что такое альпинистские нагрузки. А в остальное время они могли делать то, что им хочется. И я отметила, например, что Сашка «помолодел» лет на пять и резвился, как 12—13-летний мальчишка, сбросив груз всех городских забот. Точно так же, как это делали мы, взрослые, каждый год уезжая в горы.

   Я часто удивлялась, почему никто из наших детей не стал заниматься альпинизмом по-настоящему. Наверное, им было достаточно того, что они побывали в горах и увидели все своими глазами и даже познакомились с какими-то альпинистскими навыками. А, может быть это результат того, что они знали о многих случаях аварий в горах и пережили гибель очень близких людей? Но тогда почему они никогда не упрекали нас за нашу безрассудность? Объяснить это они не могут даже сейчас, когда стали уже взрослыми людьми. Но должна признаться — я благодарю судьбу, что мои сыновья не стали альпинистами».

  Домой мы вернулись довольные сезоном, в благодушном настроении и полные ярчайших впечатлений от красот Фанских гор и той особой, очень теплой и человечной атмосферы, которую ощущают все приехавшие побродить в этих местах. Не зря же завоевала такую популярность песня Ю. Визбора «Фанские горы» («Я сердце оставил в Фанских горах...»).

  В Москве мы оказались непривычно рано — в десятых числах августа. И у Олега Брагина, и у меня отпуск еще оставался, и мы всерьез настраивались поехать на Кавказ, в Цей, где наши друзья — Олег Куликов и Валя Цетлин работали инструкторами на сборе МГУ. Но все изменилось резко и сразу: утром 14 августа Олег Куликов по телефону сообщил нам, что накануне при восхождении на Дубль-пик разбился насмерть Валя Цетлин. Эта внезапная весть прозвучала как удар судьбы. Поверить в нее было просто невозможно: Дубль-пик — из числа простейших вершин района, и там, на маршруте З категории трудности, не было таких сложных скал, где Валя мог бы сорваться. Ведь скалолазание было его «коньком», и он всегда старался идти первым на ключевых скальных участках во время несравненно более сложных восхождений.

   Позднее мы узнали, что Валентин как инструктор спускался последним по крутому, но несложному участку скал на нижней страховке, и в какой-то момент у него из-под ног вырвался камень. Валя на мгновение потерял равновесие и хотел отпрыгнуть в сторону, но его захлестнула страховочная веревка, которую не во время пыталась натянуть страховавшая его девушка. Сорвавшись, Валя пролетел всего несколько метров, мог при этом просто сломать руку или ногу, но упал неудачно, ударившись головой о скалу. В те времена мы ходили без защитных касок (их не производили в нашей стране), и этот удар оказался для него смертельным. Трагическая, нелепая и случайная гибель нашего друга!

   Валя ходил с нами, «академиками», больше 10 лет по самым трудным маршрутам. Абсолютно надежный, всегда спокойный и исполненный дружелюбия — его невозможно было не любить. И он нас всех любил как самых близких ему людей. Для каждого гибель Вали была личным горем.

  Мне было плохо еще и потому, что мы с Валей очень сблизились весной 1969 г. Это время было непростым для меня по причинам личного характера. Почувствовав мое скверное состояние, Валентин несколько раз приходил ко мне, и мы провели немало часов в откровенных разговорах, обсуждая мои и его дела.