Мои друзья и горы.

  В ответ на наши расспросы она рассказала, что примерно полчаса назад она в бинокль увидела две двойки таммовской группы на спуске с пика 25-летия ПНР по неявно выраженному снежно-ледовому гребешку, ведущему на седловину, с которой дальше шел совсем простой путь к подножию горы. Все выглядело вполне нормально. Но когда через несколько минут она снова посмотрела в бинокль, то с ужасом увидела, что нижняя двойка быстро покатилась по склону, исчезла за гребнем и более не появилась. Вторая двойка продолжила спуск, а потом тоже пропала из вида.

  Видимо, произошло что-то серьезное. Наше благодушие мгновенно исчезло. Стремглав мы помчались в базовый лагерь. Быстро перепаковали рюкзаки, взяли побольше веревок, крючьев и все фонари, и уже через час, в наступающих сумерках, наш спасотряд пошел-побежал через ледник к началу таммовского маршрута. Около полуночи нам навстречу засветились фонарики. Мы остановились, я громко крикнул: «Кто вы?» — и после короткой паузы услышал голос Тамма: «Среди нас нет Кули и Мики». Еще через полчаса мы встретились с Олегом Брагиным и Женей Таммом. Их было трудно узнать — почерневшие лица с ввалившимися глазами, в которых горькая, неземная тоска, серые безучастные голоса какой-то автоматизм движений. «Ребята разбились насмерть. К ним мы пойдем завтра» — вот все, что мы услыхали.

   О том, что случилось наверху, Женя написал в воспоминания «Записки альпиниста». Вот отрывки из этих воспоминаний:

  «Короткий отдых закончился. Готовясь продолжить спуск по фирновому склону, мы надели кошки и связались по парам. Я — с Олежко (Олег Брагин), а Мика с Кулей (Олег Куликов). Алгоритм выбора напарника был прост — кто оказался ближе друг к другу. Первые две веревки обе связки прошли со страховкой через ледовые крючья, а потом пошли независимо и одновременно. Такой способ требует повышенного внимания, но зато движение значительно ускоряется. Мика с Кулей шли ниже нас и чуть в стороне. Мы с Олежкой немного задержались, выбивая последний страховочный крюк.

  Природа безмолвствовала. Успокаивающая тишина охватила горы. Солнце начало пригревать склоны, и время от времени мимо проскальзывали по льду не то мелкие камушки, не то льдинки. Обе связки работали молча и сосредоточенно. Это были минуты наслаждения альпинизмом — ты работаешь и всеми порами чувствуешь свободу и единение с природой, ощущая себя маленькой ее частью...

   Неожиданно мне показалось, что мимо нас, справа сверху вниз налево просвистел по льду камень. Мгновением позже я услыхал снизу страшный, разрывающий тишину, скрежет металла об лед. Не понимая еще, что это значит, не поворачиваясь, бросил взгляд назад. Только что там были ребята, сейчас на ледовом склоне их нет. Но тут же над скалами, замыкающими склон, взметнулось сначала одно тело... и исчезло, и почти сразу же, очевидно, выброшенное рывком веревки или ударом о камни, второе... и тоже исчезло. Вновь воцарилась пронизывающая тишина.

  ...Действуя совершенно бессознательно, завернул ледовый крюк, подстегнул к нему самостраховку и только тут посмотрел на Олега. Он был выше меня по склону и, как оказалось, сделал то же самое. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, не нарушая тишины. Я заметил, что Олежка как-то сразу почернел.

   ...Потом мы с Олегом медленно спускались на перемычку гребня, непрерывно забивая крючья даже там, где можно было идти одновременно и без страховки. На перемычке сбросили рюкзаки, достали все оставшиеся у нас крючья и начали спускаться по линии падения ребят...

  ...Шли, наверное, с излишней осторожностью по крутым скальным выходам и ледовым сбросам. Под ногами хорошо просматривался ледник бокового короткого ущелья.

  ...Спустившись на несколько веревок, мы начали находить следы падения тел Кули и Мики. Вскоре стало очевидно то, что было ясно с самого начала, — они погибли, разбиваясь о скалы, еще в начале падения по стене. По нашим оценкам, глубина падения до ледника была не менее 800 м. Дальнейший спуск не имел смысла — уже некому было оказывать помощь.

  Мы вернулись на перемычку и пошли вниз по пути нашего подъема. Спускались молча, почти, как автоматы. В памяти полнейшая пустота. Помню только обсасывание мокрых скал, которые начали попадаться ближе к леднику. Жажда и пустота — вот все, что было в нас...

   В базовый лагерь вместе со спасотрядом мы пришли уже под утро. Здесь никто не спал. Надо было начинать с самого трудного и неизбежного. Я пошел в палатку к Леше — Кулиному сыну. Он переживал трагедию, как взрослый мужчина. Несмотря на возраст, мужества и выдержки у него было не меньше, чем у отца. Но все равно, смотреть на него было невыразимо тяжело. А надо было побороть в себе жалость и общаться с ним без сюсюканья, как со взрослым. Здесь в лагере вместе с ним был и мой сын Никита, которому в том году исполнилось 16 лет. Все это время ребята не знали, кто именно погиб и есть ли их отцы в спустившейся двойке. Понимаем ли мы до конца, какие глубокие рубцы на сердце и в их памяти оставляют такие переживания!