Читаем Мои друзья и горы. полностью

   Я только успеваю подойти к рюкзаку, как в одно мгновение все изменяется. Внезапно подымается сильнейший ветер. С невероятной силой метет снег, ничего не видно, ничего не слышно. Кроме свиста ветра и потоков снега вообще нет ничего. Невозможно дышать. Глаза, рот, уши — все забито ветром и снегом. Пытаешься хоть как-то захватить немного воздуха, а не снега, но напрасно — все поглощает чувство удушья. Все забыто, хочется только выжить, и невольно тебя поглощает звериный инстинкт самосохранения. Он-то и заставляет с нечеловеческой скоростью, не замечая тяжести рюкзака, держась за спасительную веревку взбираться вверх к людям, к палаткам. От этого «бега» задыхаешься еще больше. Сердце рвется во все щели. Валюсь на площадку между палатками и, наверное, рычу. Моментально руки товарищей втягивают меня за голову в рукав палатки. Здесь все бело от снежной пыли, но ветра нет. Несколько минут не могу прийти в себя. Всего бьет и трясет. Но вот я, кажется, снова человек, и первая мысль о тех, кто ушел наверх. Помочь им ничем нельзя, и это самое страшное. За палаткой — ад. Пробитые ими ступени замело в первые же секунды. А стоит им на спуске отклониться на несколько метров левее — и они попадут на карниз. Это — конец! Это — почти километровая бездна... Но они приходят, целые и невредимые... ».

   Как и предполагалось, на пятый день пути мы вышли на высоту 6000 м, на обширное снежное плато, подводящее к основанию вершинной пирамиды пика Хан-Тенгри. Там мы вынуждены были просидеть день в палатках, пережидая непогоду. Следующий день казался очень простым — надо было всего лишь пересечь плато шириной в один-полтора километра и подняться по снежному склону до высоты 6400 м, к подножию скального пояса. Работы максимум на три-четыре часа, технических сложностей никаких, топай себе и топай по «снежку». Но «снежок» тот был не кавказский, а тянь-шаньский, который на такой высоте никогда не тает и поэтому представляет собой некую «пылевидную субстанцию», которая не поддается трамбованию, как обычный снег, и в которой топтать следы — это тяжелейшая и изнурительная работа. На каждом шагу приходилось сначала как-то запрессовать снег руками, корпусом, бедрами и только потом ногами. Вытоптанная нами тропа представляла собой траншею глубиной 70—80 см. А когда путь пошел вверх по склону, то очень скоро выяснилось, что двадцать шагов — этот тот предел топтания, который был посилен только самому выносливому из нас, а им определенно был Вадим Ткач. При этом идущий первым обычно сбрасывал рюкзак, но все равно через 15—20 шагов валился без сил в сторону, а потом спускался за рюкзаком и пристраивался в конец цепочки.

   Вот так, проработав целый день, мы в конце концов вышли на высоту 6450 м и здесь поставили шестой лагерь. В тот же день двойка неутомимых — Вадим Ткач и Дима Дубинин, прихватив немалый запас крючьев и веревки, отправилась на разведку и обработку скального пояса гребня. Вернулись они через три часа, изрядно измотанные, но довольные увиденным — выше шли скалы крутые, трудные, но проходимые.

   Всю ночь валил снег, и утром мы с трудом смогли откопать почти погребенные под снегом палатки. Трудно сказать, далеко ли мы смогли бы продвинуться в этот день по занесенным снегом скалам, если бы не веревки, закрепленные накануне Вадимом и Димой, и крючья, забитые ими почти до выхода на место седьмого лагеря на высоте 6600 м.

   В этот последний, штурмовой лагерь мы взяли лишь одну палатку — очень уж хотелось хоть немного облегчить себе жизнь на такой высоте. Однако за это пришлось заплатить свою цену — ночь мы провели ввосьмером в одной палатке. Это, конечно, тоже было не впервой, но, признаться, было довольно погано сидеть кое-как, подмерзая то с одной, то с другой стороны, без возможности вытянуться, и в полудреме ожидать наступления рассвета. Холод, почти бессонная ночь, жажда прогнали куда-то все мысли и эмоции, и осталось только одно — четкое понимание, что наступает последний день нашего пути наверх. Требуется намного потерпеть — еще какие-то 400 м, и мы освободимся от неизвестно кому данного обета взойти на эту треклятую вершину.

   Утром выходим совсем налегке. Погоды по-прежнему нет. Резкий ветер поднимает тучи снежной пыли. По скалам нам навстречу несутся ручейки и реки сухого колючего снега. Тяжело идущему первым: ему приходится и снег топтать, и проходить скальные участки, расчищая зацепки и трещины для забивки крючьев. Но зато он работает, движется. Второму тоже нелегко — ему приходится терпеливо стоять на месте, следя за страховкой и чувствуя, как потихоньку немеют от мороза ноги и коченеют руки. Медленно-медленно ползет веревка за перегиб склона. Один, второй, десятый крюк забивается в скалы, и вот, наконец, мы начинаем двигаться вверх. Так, веревка за веревкой, подходим к верхней кромке скал вершинной башни. Отсюда почти целиком просматривается пологий заснеженный гребень, ведущий, как нам кажется, к вершине. Еще немного, еще усилие, и мы будем у цели!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное