Мои друзья и горы.

Но вдруг впереди что-то разладилось. Почему-то первая четверка Цетлин, Брагин, Ткач, Щеголев — медлит, не решаясь вступить на снежный склон, кажущийся издалека совсем не крутым. Подойдя поближе, начинаешь понимать, в чем дело. Скальный гребень кончился, и перед нами крутой, порядка 40-45°, снежный склон. Снег свежевыпавший и крайне лавиноопасный. Такие склоны полагается пересекать возможно ближе к верхнему краю, где минимальна опасность быть сброшенным лавиной. В нашем случае этот вариант был невозможен, поскольку прямо по верхней кромке склона шел край карниза, нависавшего во все стороны. Книзу ширина склона сужалась до 60-80 м, но его крутизна резко возрастала, а чуть ниже он обрывался на северную стену Хан-Тенгри протяженностью более километра. Не хотелось даже думать о том, что может произойти при срыве на таком склоне.

 Однако с самого начала мы смогли организовать надежную крючьевую страховку на скалах, и четверо, страхуя друг друга через ледорубы, очень осторожно и медленно начинают подъем. Они прошли не более 15 м, как вдруг совершенно неожиданно возникла пылевая лавина — ни треска, ни шороха, ни проседания склона. Просто снежный пух, который только что лежал спокойно, как-то сразу поднялся в воздух и облаком, расползаясь в стороны, понесся к провалу, чтобы там исчезнуть, обрушившись на стену. Крик: «Зарубайся!» Мы, стоявшие ниже в готовности ступить на снег, в оцепенении ждем — появятся ли четыре фигуры или нет. На счастье, слой сошедшего снега был довольно тонким, и, когда снежное облако рассеялось, мы увидели, что ребята удержались на склоне, воткнув поглубже ледорубы. Потом они медленно двинулись дальше: ведь оставалось пройти какие-то 50—70 м снежного склона, а там мы могли бы снова зацепиться за спасительные скалы.

  Наша связка начинает медленно подтягиваться к первой. Я иду вторым. Шаг, еще шаг, ледоруб постоянно наготове, и тут прямо из-под ног впереди идущего Жени Тамма вниз срывается снежный пласт, увлекает его и меня, но мы удачно зарубаемся ледорубами, да и страховка со скал оказывается надежной. Еще одно недвусмысленное предупреждение: необходимо остановиться и трезво оценить положение. Чувство, похожее на азарт, шепчет надо идти вперед. Ведь все основные сложности позади, и уже совсем рядом, буквально в двух часах ходьбы, вершина, цель, к которой мы стремились в течение полутора лет подготовки в Москве и почти двух месяцев работы в горах.

  Отрезвление наступило прежде всего у нашего начальника. Обращаясь к первой связке, он кричит: «Немедленно возвращайтесь назад! Дальше идти нельзя!» Сам тон Жениного голоса был настолько тревожным, что, не задавая никаких вопросов, первая четверка повернула назад. Через полчаса уже никого не было на снежном склоне. Мы собрались на скалах, стараясь найти укрытие от пронизывающего ветра, и в полном ошеломлении стали допытываться у Жени, в чем дело. Ведь мы уже почти до конца прошли самое опасное место, и дальше от вершины нас отделял только простой путь по гребню.

  Женя был краток, сказав примерно следующее: «Ребята, мы, конечно, можем пройти этот снег и даже сможем дойти до вершины. Вопроса нет. Но спускаться нам придется уже в полной темноте, а ночью, в состоянии крайней усталости, пересекать еще раз этот склон без возможности наладить надежную страховку — это уже лежит за гранью допустимого риска. Выбора просто нет, надо уходить».

  Первая реакция — неужели вот так просто, после восьми дней тяжелейшей работы в последний момент отказаться от достижения цели, так соблазнительно близкой? Но никакой дискуссии не последовало, поскольку интуитивно нельзя было не почувствовать абсолютную правоту нашего начальника.

  Спуск протекал стремительно. Через час мы уже на месте нашей последней ночевки. Быстро сворачиваем палатку, собираем все снаряжение и вниз на следующую ночевку на высоте 6450 м. Идти вдруг становится очень тяжело, не попадаешь в следы, мотает из стороны в сторону. Кажется, все испытания предшествующих восьми дней вдруг сразу, все вместе, дополненные огорчением от неудачного финала восхождения, наваливаются на плечи. Немного легче становится, когда надо спускаться по скалам. Напряжение от сложного лазания как-то сразу заставляет забыть об усталости.

   Снизу, с плато, навстречу нам поднимается группа Кузьмина. Обнимаемся, радуясь встрече.

Мужики, в котором часу были на вершине?

   — На вершине мы не были, не дошли 150-200 м. Пришлось повернуть из-за крайне лавиноопасного склона, который нельзя обойти.

   — Нам стоит туда подойти?

   — Да, конечно, легко дойдете до конца наших следов, а там сами все увидите.

  — Может, кто-нибудь из вас хочет повторить попытку с нами?

  Вряд ли там что-то могло измениться. Нет, мы — вниз.

   — А мы все же пойдем наверх, посмотрим. На рожон тоже не полезем, не беспокойтесь.

   И мы расстаемся. Теперь это их право — идти наверх и на месте решать, можно ли проходить «наш» склон или нельзя. Для нас этот вопрос решен — мы сделали все, что могли сделать в этих условиях, и уходим с горы со спокойной совестью.