Мои друзья и знакомые

самоуспокоения лучше, если вся фишка в генетически обусловленных

дарованиях, с которыми все одно ничего не поделаешь. В то время в

Союзе были в моде точные науки - вот вам и взрыв дарований в этой

области. История в число уж очень любимых наук не входила, поскольку

к нашему времени насчет ее продажности специально говорить не

приходилось. Так что она держалась скорей на личной популярности

Василия Алексеевича. Сколько я понимаю, на прекрасную половину

старших классов действовало еще и его обаяние с ярко выраженной

эротической струной. Доходило ли дело до конкретных романов -

сомневаюсь. А впрочем? Во всяком случае, в ночь выпуска, предшествующего нашему, куда меня привели из палатки пригородной

геодезической партии собственные контакты по этой же части, девки

липли к нему, как нынешние тинэйджерки к рок-звезде. Я даже маленько

приревновал свой собственный предмет интересов к этому, как мне

однозначно представлялось, старику.

Так-то у нас с ним были отношения взаимного доброжелательства.

Особенно нового он ничего мне на своих уроках сообщить не мог, связанный внешними ограничениями, как муха паутиной, но говорил

здорово, приятно было послушать и кое-что из лексики и формулировок

взять на дальнейшее вооружение. Да он себя в обиду никому не дал бы, правильно Мирошник вспомнил про порядок на уроке, так что даже я, при моей наглости, посторонними книжками под партой на его занятиях

почти не развлекался, зато с удовольствием слушал. Он про мои

археологические похождения, кажется, и не знал, а кружок был в

младших классах и в его сферу интересов не входил, хотя одобрялся.

Я же как раз в это время озадачился собиранием личного своего

представления о том, кто же такой был " басмач и

контрреволюционер  Заки Валидов". Собиралось это из обмолвок

официальной литературы, красных газет Гражданской войны и

мемуарных публикаций 20-х годов, доступных в ту оттепельную пору в

областной библиотеке, которая сегодня носит его имя. В общем, получилось тогда не так уж далеко от того, что нынче стало у всех на

слуху. Но записей никаких я не вел, не по конспиративности, конечно, а

по лени в сочетании с неплохой в ту пору памятью. Толчком к

10

Мои друзья и знакомые

расследованию послужил рассказ отцова приятеля, Мустафы Сафича, публике более известного как Мустай Карим, об его недавней (и, конечно, санкционированной сверху) встрече со известным эмигрантом

во время писательского визита в Турцию. Вершиной рассказа были

воспоминания знаменитого политика и ученого-тюрколога о том, как

зимой сорок первого к нему в Стамбул приехали представители

рейхсминистра Розенберга уговаривать на руководство прогерманским

мусульманским движением и будущей поволжской исламской

федерацией Идель-Урал. Это, конечно, была бы фигура поприличней и

поавторитетней иерусалимского муфтия Амина эль-Хуссейни.. Будто бы, профессор сказал им:

“Я в безнадежных делах не участвую. Раз вы, как и генерал Деникин, сходу Москву не взяли - значит, Сталин вас, в конце концов, победит. Я с

ним хорошо знаком, он таких, как ваш Гитлер, может сразу десять штук

вокруг пальца обвести. Ищите для своих затей кого помоложе и

поглупее”.

Действительно, он, как глава Башревкома, был близко связан с наркомом

национальностей в период своих попыток сотрудничать с Советской

властью, и татарские большевики даже пытались накатить Ленину бочку

на Кобу за мягкость и попустительство "валидовщине". Да и с

германскими делами неплохо познакомился, когда пять лет читал лекции

по тюркологии в Бонне и Гейдельберге. Пришлось нацистам вместо

слишком умного Валиди нанимать согласного на любые условия араба.

Песок, как известно, неважная замена овсу и дело для них кончилось

плохо в полном соответствии с прогнозом. Но за их вычетом тут всем

прочим хорошо. Заки-агаю, отцу башкирской нации или, как другие

говорят, её изобретателю, приятно вспомнить, что оказался пророком и

не поддался берлинским сиренам. Мустаю, автору стиха "Не русский я, но россиянин ..." - приятно ощущать их встречу, как свидание самого

известного башкира Советского Союза с самым знаменитым башкиром

Зарубежа. Моему отцу приятно узнать, что вот такой заматеревший

антисоветчик признал-таки ум и силу Советов и, конкретно, по-

прежнему обожаемого в глубине души генералиссимуса. Мне же

исключительно нравится слушать из уголочка беседу взрослых умных

людей на историческую тему и отчасти ощущать себя прикосновенным к

"минутам роковым" нашего мира.