Мои двенадцать увольнений

— И что даже никто не будет со мной спорить?

— Спорить с беременной женщиной небезопасно для жизни. Мы все уже видели эти бюджеты, цифры понятны, риски тоже.

Странно, на первом совещании они готовы были меня порвать, а на этом даже не собирались вопросы задавать. Быстро все прошло.

— Они просто видят, что мы реально работаем, вот и поостыли в своих претензиях.

Может и прав Горский.

— А может мужа твоего боятся, — хохотнул шеф.

— Это еще почему?

— Да, знаешь, с ним связываться никто не хочет. Мне вот он один раз сказал, чтоб я не смел доводить тебя до слез, так теперь боюсь лишнее слово сказать.

— А он мне не рассказывал ничего.

— Он у тебя мужик серьезный.

Да, уж, очень серьезный, особенно когда мы в приставку вечером рубимся, правда, он мне почти всегда проигрывает, как только замаячит финиш, начинаю ойкать и стонать, он тут же бросает джойстик и бежит ко мне, и моя машинка благополучно пролетает финишную черту. И знает же все и все равно каждый раз ведется.

Не люблю тратить время впустую, но сегодня пришлось.

— Привет, Николеточка.

— Здравствуй, Моник.

Девушка расцеловала меня в щеки.

— Ой, мне столько тебе всего интересного надо рассказать. Посплетничаем.

Отказываться от встречи было неудобно, мы же вроде как дружим, очень вроде. Я слушала трескотню Моник, и удивлялась, как он мог на ней жениться. Как? В какой момент его переклинило, и он выбрал эту женщину? Не мое это дело, не мое. Но все равно было обидно, при таком богатстве выбора, и вляпаться в это. Куда ушла европейская независимость? Куда делась целеустремленность и увлеченность? Я столько времени потратила, чтоб сделать студию, несчастного Вика терроризировала вопросами что, где и как. А она ей не нужна. И вся ее любовь к работе, вечный поиск уникального кадра, все было бравадой. И контракты ей не нужны, и аппаратура без надобности. Удобно устроилась и стала как многие.

Почти час жизни ушел на ее щебетания, я бы за это время уже посмотрела пару договоров или пробежалась поручениям. Ладно, мне все равно надо в аптеку заглянуть, водителя не хочется просить покупать крем. А потом встреча поприятней. Немного пройтись и меня уже ждут.

— Привет.

Кравец все еще хмурился, Марго над ним подшучивала.

— И где твой муж?

— Опаздывает.

Наверное, место для парковки разыскивает, решил сам за рулем побыть, пусть узнает, что такое московский паркинг в действии.

— Так, Андрей ты вовремя, вот сейчас и увидим, на кого она тебя променяла, — радовался приходу Ковина Савелий.

— Все в сборе, можно идти. Билеты уже купила.

— А муж где?

— Рядом с вами едет, Савелий.

— Тут только Андрей.

— Так он и есть мой муж.

Мат человека, что со всего маху влетел в застывшего матюгальника, разносился по Ветошному переулку.

— А она тебя сделала, дорогой.

— Так, прибавьте шаг, не хочу опоздать. Савелий, что застыл? Тебе не угодишь, хотел же чтоб вернулась к Андрею, что теперь не устраивает?

Так, Кравец надолго выпал из реальности. То ли никак не мог поверить, что его объегорили, то ли действительно такого предположить не мог. Ладно, к концу экскурсии оклемается.

Очередная командировка, пробуду без него две недели. Вечером уеду к матери и Иванычу. Субботу проведу с Чистиными, а воскресенье с Ладой и Челе. Не хотелось мне быть дома без него. Неделя тянулась мучительно долго, частые звонки и скайп были неравноценной заменой.

Я так привыкла к его заботе, что утро без него было совсем не счастливым. Надо будет Вика попросить мужа сфотографировать, а то на всех стенах только я, и повешу его снимок, буду любоваться.

Запрещенный чай плескался в моей кружке, но сейчас он не представлял никакого интереса, не было долгой увлекательной игры «выпросили ложечку запретного». Заварила себе рекомендованные травки.

— Привет.

— Ты как?

— Плохо, мне без тебя всегда плохо. Когда вернешься уже?

— Через неделю.

Прилетел через пять дней.

— Вот так сидим и говорим — о том, что мир неповторим. О том, что скоро выпускной, что пахнет в воздухе весной…

— У тебя сегодня лирическое настроение?

— Ага, и все чудесно и чуднo — сирень, открытое окно, и сигареты огонек, и разговоры до ночи… и мне пока что невдомек, что все мужчины — сволочи….

Макс поперхнулся чаем, когда-то давно вычитала это стихотворение в тетрадке матери, и сейчас оно как нельзя лучше отражало мое отношение к мужчинам. Август, за окном лето, настоящее, пряное, ленивое, а мы почему-то собрались на работе, моему мужу захотелось поговорить, лучшего времени не нашел для выяснения отношений. Ладно, хоть не я одна в это утро была лишена теплой постели. Моник сидела и старательно полировала свои ноготки. Горский читал «Ведомости», а я придумывала изощренные пытки для опаздывающих мужчин. Мой муж был мрачен, муж Моник тоже, о чем-то они уже успели переговорить по дороге. И явно не сошлись во мнениях.

— Привет.