Мои французские каникулы

Мне казалось, что родители тоже были очень расстроены отъездом Патриса – мама всю дорогу смотрела в окно, а папа не включал музыку. Они тоже к нему привыкли или понимают, что это моя трагедия? На этот вопрос я не смогла ответить.

Через несколько секунд Патрис сжал мою ладонь, а я вжалась в сиденье, чтобы не заплакать. Только не сейчас, не при родителях! Патрис почувствовал мое состояние и ослабил хватку. Вдох – выдох. Мы подъехали к аэропорту. Вдох – выдох.

– Патрис, ты это… приезжай к нам еще! – Папа протянул Патрису руку. – Нормальный ты! Наш человек.

– Спасибо, Савелий Михайлович! – Патрис впервые произнес имя без ошибки, отчего папа заулыбался. – Вы тоже приезжайте в гости! Обещаю, я не буду заставлять вас есть лягушачьи лапки и улиток.

– Ты очень хороший мальчик, – мама обняла Патриса. – Я рада, что ты нам достался.

Мама была рада… А я? А я сейчас просто ненавидела все вокруг: университет, Патриса, свои чувства к нему.

– Ладно, вы прощайтесь, а мы на улице подождем, – сказала мама, смахивая слезинку с уголка глаза. – А то тут слишком шумно.

Мы остались вдвоем. Нет, вокруг нас ходили люди, бегали дети. Кто-то куда-то спешил. Кто-то провожал. Кто-то встречал. А мы расставались. И никто из нас не знал, на какой срок. Может быть, навсегда. Вот так глупо закончатся мои «французские» каникулы. Расставанием, как в романтической мелодраме. Мы молчали. Сложно было подобрать слова, ведь так много хотелось сказать, что буквы отказывались складываться в предложения. Вместо слов Патрис еще раз поцеловал меня.

– Я вернусь. Поверь! – прошептал Патрис мне на ухо.

– А я буду ждать… – зачем-то ответила я, как героиня старых фильмов.

– Обещаешь? – Патрис снял со своей руки один из браслетов, на который был подвешен маленький якорь. – Чтобы ты не забывала обо мне. Не забудешь?

Я не стала отвечать на этот глупый вопрос. Патрис, какой же ты дурачок. Конечно, я буду ждать. Потому что оказалось, что я и так ждала его всю жизнь…

Еще один последний поцелуй. Самый печальный поцелуй на планете… Хочу запомнить его губы и теплое дыхание. Если бы это был фильм, то Патрис не улетел бы. Он догнал бы меня, всю в слезах, закружил и поцеловал. КОНЕЦ. Но в нашей истории все по-другому – Патрис ушел. Твердой походкой, не оборачиваясь.

Сдерживая слезы, я вышла из здания аэропорта и направилась к родителям, которые стояли недалеко от входа, переминаясь с ноги на ногу.

– Солнышко, – мама обняла меня. – Все будет хорошо. Ты мне веришь?

Все почему-то хотят, чтобы я им верила. Я не хочу верить. Я хочу знать!

– Верю, – я не могла обидеть маму, поэтому соврала.

❤ ❤ ❤

Первым делом я зашла в бывшую комнату Патриса и забрала оттуда медведя, с которым он уснул, когда только приехал, и ушла в свою. Закрывшись в комнате, я позволила себе побыть слабой – уткнувшись в медведя, разрыдалась. А когда поняла, что не могу успокоиться, взяла подушки и стала кидать их в стену. Почему? Почему так больно? Я же просто хотела как-то приятно провести летние каникулы! И не хотела никаких чувств. Особенно таких, в которых страшно признаваться себе самой.

Я кинула последнюю подушку в стену, и неожиданно, словно бумажный самолетик, на пол упал конверт. Трясущимися руками я его вскрыла. Это было письмо от Патриса, написанное аккуратным почерком на французском. Слезы с новой силой полились из глаз. Да что это такое? Никогда столько не рыдала…