Он же не знал, что она не может открыть глаза!
– Марина.
– Федор Федорович, помочь?
– Марина.
Будь что будет! Она открыла глаза, и странно расплывающееся зрение не сразу сфокусировалось на кепке Тучкова Четвертого, которая оказалась почему-то очень близко.
– Хорошо. Теперь давай руку. Давай мне руку.
Какую руку? Марина понятия не имела, где у нее эта самая рука.
Тогда он сам неизвестно как отцепил ее намертво прикипевшую к чугунному пруту руку, а потом вторую, и она стала стремительно съезжать вниз, но почему-то не упала, кто-то ее подхватил, поддержал, и оказалось, что это Федор.
– Что случилось, я не понял?!
– Мы бежали и упали. – Это сказала Юля. Голоса доносились к Марине издалека и с некоторым опозданием.
– Куда вы бежали?!
– По лесу.
Тогда Федор Тучков отчетливо выговорил:
– Идиотки.
И они куда-то пошли. Шли довольно долго и тяжело, с каждой минутой становилось все тяжелее, как полякам, увлекаемым в болото Иваном Сусаниным. А потом пришли и оказались в совершенно незнакомом месте. Чем-то оно напоминало Маринин санаторный номер, но это был точно не он.
– Где ты так разодрала бок?! Ты что? Куда тебя несло?! Зачем?!
– Я спасалась. – Зубы стучали сами по себе, словно это были не ее зубы.
– От кого, черт возьми?!
– От Павлика. Он хотел меня застрелить из пистолета.
Теплая жесткая ладонь – Марина отлично помнила желтые бугорки мозолей – легла на ее холодный лоб.
– Почему он хотел тебя застрелить?
– Потому что я его видела в беседке.
– Что он там делал?
На этот простой вопрос она не могла ответить.
– Он там… стоял.
– Ясно. Снимай майку.
Марина послушно сняла ее.
– А это что?
– Где?
– Вот это все.
Марина скосила глаза вниз. На коже были неровные красные бугристые вздутия – много.
– А, это крапива.
– Ты что, валялась в крапиве?
– Н-нет. Я сквозь нее лезла.
– Куда?
– В беседку.
– Боже, помоги мне, – вдруг сквозь зубы попросил Федор Тучков. – В какую беседку?
– В еловой аллее есть беседка. Туда зашел Павлик. Мы с Юлей решили подкрасться и посмотреть, что он там делает. Он нас заметил и погнался. Мы… еле успели убежать. У него был пистолет. Я думала, он меня убьет, это он тут всех убивает…
– Кого – всех?
– Людей
– Вадим упал с лошади.
– Зойка сказала, что просто так лошадь никого сбросить не может. Это еще нужно проверить, сам он упал или ему кто-то помог
– Какая Зойка?
– С конюшни.
– Держи руку и не прижимай ее к боку.
– Почему?
– Потому.
Никогда в жизни профессора Марины Евгеньевны Корсунской не было человека, который на вопрос “почему?” мог ответить “потому”. Впрочем, Федора Тучкова она тоже сегодня исключила из своей жизни навсегда.
Что-то зашуршало, звякнуло и полилось. Держать руку на весу было трудно.
– Положи вот так. Только к боку не прижимай. Откуда он узнал, что ей трудно?
– Сейчас будет щипать, не дергайся. Вообще-то, если бы я уединился в беседке с девушкой, а какие-то безумные стали бы за мной подсматривать, я бы, пожалуй, тоже рассердился
В боку стало так больно, что глаза полезли на лоб.
Марина прижала к ним ладони. Воздух не проходил в горло, потому что боль стиснула и его, скрутила, завязала узлом.
– Сейчас все пройдет. Дыши ртом.
– Он не с девушкой, – хрипло дыша, сказала Марина. – Не с девушкой. Он бандит и шантажист.
Холодная капля проползла по виску, скатилась на шею.
– Ты что-то услышала?
– Он сказал – завтра же. Больше ждать не могу.. Потом эта штука подломилась, и я упала, прямо в крапиву, и, кажется, поранилась обо что-то.
– Не кажется, а точно.
– И мы побежали.
– И ты видела у него пистолет?
– Да.
– Он держал его в руке, когда разговаривал? Или потом вытащил, когда под тобой что-то подломилось?
– Не знаю. Я не заметила. Когда он повернулся, у него точно был пистолет.
Она вдруг снова увидела это движение: человек поворачивается к ней, блестит пистолет, и узкое дуло с черным зрачком – Марина никогда не думала, что оно такое узкое, пистолетное дуло, – упирается почти в ее живот.
– Марина.
Почти в живот. В мягкие беззащитные ткани. Самое уязвимое место.
– Марина.
Легко ему говорить, жалобно подумала она. В него-то никто не целился из пистолета!
– Чья это была идея?
– Какая?
– Подсматривать за Павликом.
– Моя. Или Юлина. Или наша общая.
– Чья?
– Я не помню.
– Иди и умойся. И не трясись ты так, ничего страшного с тобой не случилось.
– Мне… больно.
– Пройдет.
Он несколько секунд постоял рядом с ней, выжидая, что она пойдет умываться, но она не двигалась с места, и тогда он поднял ее за локоть, отвел в ванную и умыл.
На полочке стояли странные пузырьки, пахло Федором Тучковым, и полотенца висели с другой стороны.
– А… где мы?
– Мы в ванной.
– Нет, в другом смысле. В глобальном.
Федор Тучков усмехнулся в зеркале. Марина видела его лицо – загорелое – и свое – бледное, веснушчатое. На щеке красный толстый волдырь. На шее еще один. На плечах волдырей не счесть. Даже за краем белого лифчика волдырь. Марина оттянула атласную полоску и посмотрела.
Ну точно. Волдырь.
Тут в зеркале она поймала еще один его взгляд.
Караул! Помогите!