Мой граф

   Зайдя в тупик, они вновь гневно воззрились друг на друга.

   Грегори наклонился вперед, опершись локтями о колени.

   – Послушай меня, упрямая девчонка, – грозно прорычал он. – Или ты раздеваешься, или я сам тебя раздену.

   Ее лицо побелело, подбородок вздернулся.

   – Я сама, – с вызовом отчеканила эта забияка. – И горе тому, кто думает, что сможет подглядывать и после этого останется в живых.

   Виски делало свое дело. Грегори хотелось рассмеяться, но он не осмелился. Он сделал вид, что ее угроза подействовала на него. Пиппа заслуживает того, чтобы сохранить немного достоинства. В конце концов, они собираются пренебречь правилами общества худшим из возможных способов.

   – Вот. – Он развернул перед собой плед, радуясь, что можно больше не держать лицо. – Давай снимай. Я ничего не вижу.

   – Гм… все? – С другой стороны шерстяного барьера ее голос неожиданно прозвучал скорее как голос старого друга, каким она была до того дня в саду. Быть может, ей тоже не удавалось сохранять напряжение, когда предстояло решить практические вопросы. – Мои бриджи не так плохи.

   – Они мокрые насквозь, – отозвался Грегори. – Почему ты не взяла плащ?

   – У меня было мало времени, и я не предполагала, что пойдет дождь. Он приходит с моря так неожиданно. Дальше ты собираешься спросить меня, взяла ли я табакерку?

   – Нет.

   – Ну а я взяла. – В ее голосе слышались отчетливые торжествующие нотки. – И вполне мужскую, со вздыбленными конями на крышке, один копытом наступил на змею.

   – Если потребуется, я буду держать одеяло хоть целый день, пока ты не переоденешься, так что больше никаких задержек. Мы обсудим твой побег, когда ты снова будешь в сухой одежде.

   – Это был не побег, – пропыхтела она. Грегори предположил, что она стаскивает сюртук, который, он заметил, был особенно тесным. – Дома мне нечего было бояться, кроме Жабы и его козней, но я могла бы сразиться с ним и победить. Нет, то, что произошло этой ночью, просто вдохновило меня приступить к осуществлению своего плана по поездке в Париж значительно быстрее, чем я ожидала.

   – Точно, – сухо отозвался Грегори. – И ты поделишься со мной подробностями этого плана. Я настаиваю.

   – Может, и поделюсь, но только когда сама этого захочу. Не веди себя со мной снисходительно, Грегори. Ты что-нибудь знаешь о судьбе?

   – Я знаю, что она непостоянна. Как женщины. – Он услышал еще более натужное пыхтение. – Проблемы с сюртуком?

   – Да, черт бы его побрал. И женщины непостоянны с тобой только потому, что ты сам непостоянен. Ты этого еще не понял? На днях была карикатура в лондонских газетах. Ты видел ее?

   – Нет. Я не читаю светские сплетни.

   – В общем, на ней ты спускаешься по сходням корабля, без рубашки, слегка навеселе, под руку с двумя влюбленными светскими барышнями, взгляд сладострастный, в руке клочок бумаги с черновым наброском разбитого сердца, и плакат над головой, гласящий: «Главный Зодчий Разбитых Надежд возвращается». Смысл ясен: респектабельным юным леди лучше не отдавать тебе свои сердца.

   – Что-то ты слишком суешь нос в мои дела. – Он откинул одеяло. – Давай я.

   Она протянула руку.

   – Только рукава, милорд. И я не сую нос. Разве я виновата, что, куда ни повернись, наткнешься на очередную скандальную историю о тебе?

   Он хорошенько дернул за натянувшийся манжет.

   – Стало быть, я теперь опять распутник, а? Которого тебе надо остерегаться?

   – Нет дыма без огня, – весело заявила она, – что ты доказал в саду Элизы…

   – И ты тоже там была, отвечала на мой поцелуй прямо под носом у подруги. – Резкое движение ее тела вперед-назад, к Грегори и от него, когда он потянул, никак не помогло ему отвлечься от осознания, что под всей этой мужской одеждой – Пиппа.

   – Да, это так, – сказала она, – но я просто была не в себе, к тому же ты застиг меня врасплох. Теперь я сожалею об этом – ужасно сожалею, уверяю тебя.

   – А я – нет. – Ему доставило удовольствие услышать ее притворный возглас удивления. Она прекрасно знает, что он не жалеет. – Но я думал, что оставил этот восхитительно греховный эпизод в прошлом.

   – Он не был восхитительным! – возмутилась она.

   – Ты в этом уверена? – Грегори не сводил с нее горячего, пристального взгляда, пока она не отвела глаза. – Так вот… я полагал, что оставил это в прошлом, однако вот ты, переодетая мужчиной, в моей карете, а я еду на загородный прием, на который тебя не приглашали.

   – Если б я знала, что это ты…

   – Только не говори, что не села бы в карету. Мы оба знаем, что инстинкт выживания перевешивает твою гордость.

   – Да, перевешивает, вот потому-то я и кинулась бы в противоположную сторону, если б знала, что это карета Брейди. Стог сена послужил бы мне вполне надежным укрытием от дождя.

   – Хотел бы я швырнуть тебя в стог сена прямо сейчас и оставить там вместе с твоими любимыми полевыми мышами. Поделом тебе было бы.

   Она как будто и не слышала его.

   – Черт бы побрал мою женскую чувствительность. Это все из-за нее. При виде тебя мое сердце провалилось в пятки. От ужаса, конечно. И как в дурном сне, ноги подкосились и перестали слушаться. Иначе я убежала бы.

   Вот чертовка.

   – Значит, я вроде Франкенштейна?