Мой инсульт был мне наукой. История собственной болезни, рассказанная нейробиологом

Я много спала в тот день инсульта ― по крайней мере настолько, насколько это возможно в больнице! Когда я спала, я могла удерживать тот постоянный поток энергии, который бомбардировал все мои органы чувств. Закрыв глаза, я могла спрятать от этого потока значительную часть своего сознания. Свет был мне неприятен, и мозг бился в муках, когда в глаза светили специальным фонариком, чтобы проверить зрачковый рефлекс. Игла капельницы, поставленной на тыльную сторону ладони, была мне солью на рану, и я мечтала лишиться чувств на время производимых манипуляций. Я бежала от них, погружаясь в убежище безмолвного сознания ― по крайней мере до следующего неврологического осмотра.

Тем временем Стив, ничего мне не говоря, позвонил моей маме, Джи-Джи (G. G. ― прозвище моей матери, инициалы ее имени и девичьей фамилии Глэдис Гиллман), чтобы сообщить ей о случившемся. Джи-Джи и Стив были знакомы много лет по ежегодным съездам, на которые оба ездили. Они относились друг к другу с симпатией, и я уверена, что этот разговор был тяжел для обоих. Стив рассказывал, как позвонил ей и попросил ее сесть. Затем объяснил, что у меня произошло обширное кровоизлияние в левое полушарие мозга и что я нахожусь в Массачусетской больнице общего профиля. Он заверил, что врачи добились стабилизации моего состояния и что они делают все возможное.

Вечером того же дня моя начальница Франсин тоже позвонила Джи-Джи и убедила ее за пару дней привести дела в порядок, чтобы после этого надолго приехать в Бостон. Франсин понимала, что мне, вероятно, потребуется операция. Она надеялась, что Джи-Джи сможет приехать и заботиться обо мне в Бостоне или поблизости. Джи-Джи не колебалась. Она потратила десять лет жизни, пытаясь помочь моему брату избавиться от душевной болезни, но ничего не смогла добиться. Тем не менее она чувствовала, что сумеет помочь другому своему ребенку восстановиться после неврологической травмы. Все эти годы в бесплодных попытках победить шизофрению моего брата не не разочаровали ее, а помогли составить четкий план, как помочь мне в излечении.

Я проснулась рано утром следующего дня, когда в палату ворвалась студентка-медик, чтобы записать мою историю болезни. Как это ни странно, ей забыли сообщить, что после перенесенного инсульта я не могла ни говорить, ни воспринимать человеческую речь. В то утро я поняла, что важнейшей задачей больницы должна быть защита "уровня энергии" пациентов. Эта девушка была энергетическим вампиром. Она хотела добиться от меня хоть чего-то, несмотря на всю хрупкость моего состояния, но ничего не могла дать мне взамен. Она пыталась сделать все как можно скорее и явно отставала от своего графика. Из-за спешки она обращалась со мной грубо, и я чувствовала себя чем-то, что завалилось в щель и что пытаются оттуда достать. Она говорила со скоростью миллион миль в час и кричала так, будто я была глухой. Я сидела и поражалась ее неадекватности и невежеству. Она спешила, а я перенесла инсульт ― не самое удачное сочетание. Она смогла бы добиться большего, если бы подошла ко мне мягко, терпеливо и по-доброму, но, поскольку она настаивала, чтобы я общалась с ней в ее темпе, ни одна из нас не осталась довольна. Ее требования раздражали, меня сильно утомила эта встреча. Я поняла: придется расходовать свою драгоценную энергию с предельной осторожностью.

Главный урок, который я усвоила в то утро: в том, что касается моего восстановления, именно от меня в конечном итоге зависит успех или неуспех тех, кто обо мне заботится. Именно я решала, проявлять себя или нет. Я решила проявлять себя перед теми медиками, которые подпитывали меня энергетически, устанавливая со мной контакт, касаясь моего тела мягко и подобающим образом, устанавливая со мной зрительный контакт и разговаривая спокойно. Я позитивно реагировала на позитивное лечение. Те же медики, которые не пытались установить контакт, вытягивали из меня энергию, и я защищалась от них, игнорируя их требования.

Решение восстанавливаться было для меня сложным и тяжелым выбором, потребовавшим немалого когнитивного напряжения. С одной стороны, я была в восторге от того блаженства, которое давало свободное плавание в вечном потоке энергии. Там было чудесно. Мой дух сиял, огромный, свободный и спокойный. Очарованная всепоглощающим блаженством, я должна была найти ответ на вопрос, что именно означало для меня восстановление. Я понимала, что работающее левое полушарие имеет свои преимущества. Оно позволит мне вновь научиться взаимодействовать с окружающим миром. Однако в моем увечном состоянии концентрация внимания на том, что я воспринимала как полную неразбериху, означала боль в чистом виде. Учитывая, каких сил потребует восстановление, стоило ли ставить перед собой такую задачу?