Мой истинный враг (СИ)

Мэтт делает вдох, перебарывая подкожную боль. Она струится по его венам аконитовым ядом, и в другой раз Мэтт бы вспорол себе кожу, чтобы прекратить это, но сейчас боль помогает ему держаться. И он хватается за нее, как за соломинку. Потому что надо.

– И?

– Она кричала.

– А сейчас?

– Доктор дал ей твою футболку, и она кричит меньше.

Меньше. Но все равно кричит.

Должно быть, это к лучшему – то, что доктор каким-то образом перекрыл для оборотней все звуки из спальни. Мэтт бы сошел с ума, если бы слышал ее крики и не имел возможности приблизиться.

Он снова закрывает глаза.

Если не считать пронзительной боли, которая прошивает весь организм насквозь, он чувствует себя в физическом плане нормально. Это еще одна странность сегодняшней ночи – это первое полнолуние, которое не оказывает на него совершенно никакого влияния, не то что на Ребекку…

На Ребекку.

Почему-то все это не кажется ему совпадением.

Док выходит лишь спустя час. Он весь мокрый и тяжело дышит. Мэтт широким шагом поднимается по лестнице, на которой он стоит, огибает его, подлетая к заветной двери. Но та наглухо заперта, даже щелочки не оставлено.

Мэтт издает тихий недовольный рык – это единственное волчье, что у него сейчас получается.

Хэнка, кажется, это совершенно не впечатляет. Он ждет, пока Мэтт выдохнет и перестанет смотреть на него, как на добычу. К ним поднимается Эмма, и они с Мэттом вдвоем смотрят на доктора с ожиданием.

– Прежде, чем я отдам ее тебе, – говорит он… Мэтт проглатывает рвущуюся наружу колкость.

– Что?

– Я должен предупредить – она нестабильна, и сейчас только от тебя зависит, как скоро она придет в себя, – Мэтт кивает и снова оборачивается к двери. – Мэттью, – Хэнк подходит и кладет ладонь ему на плечо, крепко сжимая.

В эту секунду до него вдруг доходит – его колотит, как щенка. Крупная дрожь облепила его с головы до ног, он едва сдерживается, чтобы не начать трястись – очередной признак заражения крови? Блин, он в таком дерьме.

– Я все понял.

– Я… попытаюсь объяснить все после. Но сейчас подпусти ее к себе так близко, как только сможешь. Ей нужно столько твоего запаха, сколько ты сможешь дать.

Мэтт кивает (у него скоро голова отвалится столько кивать) – он больше не хочет тратить время на слова, ему нужно увидеть Ребекку – бледную, охрипшую от криков, болезненно-худую, измученную, слабую – даже такую. Любую. Главное – живую. Просто нужно увидеть.

Док зовет Эмму, и они вместе входят в комнату.

Мэтт кладет ладонь себе на грудь, пытаясь успокоить бешено стучащее сердце. Было бы легче, если бы он чувствовал Ребекку. Потому что до этого полнолуния, до этой кошмарной ночи он хоть и слабо, но ощущал ее настроение, ее дыхание, ее эмоции. Издалека и на расстоянии. Он так привык к этому чувству, что сейчас ему страшно не ощущать Ребекку.

Проходит минута, и дверь открывается снова.

Глава 15

Ребекке кажется, что она умирает.

Она не узнает голосов вокруг, она не чувствует прохлады чужих пальцев. Она знает, что человек, разговаривающий с ней – не волк, и это ее успокаивает, но не настолько, чтобы адская боль прошла. Даже укол, который ей ставят, не помогает. Она будто сгорает изнутри.

Чувствовали ли вы хоть раз, как ваши внутренности обливают бензином и поджигают без анестезии? Ей кажется, что еще минута, и она выплюнет свою печень на пол.

– Ребекка, – говорит голос. Он знакомый, но это не кто-то из Сэлмонов и не Эмма. – Сейчас мы переведем тебя в спальню Мэтта. Станет легче.

Где-то внутри ее головы обнаруживается место для сознательной мысли – Мэтт. Волк, который виноват. Но эта мысль сейчас сырая, она плохо чувствует ее из-за боли, хотя упрямство дает о себе знать даже в таком критическом состоянии.

Ребекка говорит «нет, только не туда», а сама прижимает к лицу чужую футболку, и от запаха, растекающегося по легким, внутри все каменеет. Это как обезболивающее, которое помогает лишь минуту, а потом его нужно больше, и больше, и больше. Она делает глоток запаха Мэтта и выдыхает, чувствуя облегчение. А потом проходит минута, и ей мало, ей нужно снова, боль опять проникает в нее и проламывает себе дорогу к сердцу.

Вдох.

Мэтт пахнет лесом, каким-то незнакомым одеколоном и своей кожаной курткой. Ребекка помнит запах этой куртки, она успел ощутить его в ту минуту, когда они обнимались на парковке у входа в боулинг-клуб. Так просто – ничего лишнего. Почему-то эти объятия вспоминаются сейчас не так, как раньше. С отвращением, да, но еще немного с потребностью. Она хочет повторить их. Она хочет повторить прямо сейчас, ей нужно, и, да, она убьет Мэтта Сэлмона однажды за то, что он сотворил с ее жизнью, но прямо сейчас… Ей нужно.

– Ребекка? Ты готова? Мы поднимем тебя.

«Мы?»

Все тот же мужской голос, она знает его, она уже почти готова рассмотреть лицо этого человека, когда новый приступ адской боли сворачивает кровь. И она кричит. Кричит долго, кричит громко, кричит, колотя рукой по кровати…

В комнате Эмма.

Ребекка понимает, что это она, когда ее начинают обнимать за талию, спешно поднимая. Ребекка узнала бы эти руки и этот запах, даже если была бы совершенно мертвой.