Мой капитан

Я не отвечала, молча шла к домику, по утоптанной тропинке над леском. Я дрожала,  и боялась расплакаться. Мне было так себя жалко!

Шаги капитана ускорились, по скрипучему снегу. Я попыталась сбежать, но он поймал меня прежде, уже не так грубо, но по-прежнему твердо. На этот раз я сопротивляться не стала, и легко сдалась. Сердце бешено колотилось. Я подняла на него полный слез взгляд.

– Как вы не понимаете, что вам грозит опасность, – тихо, почти нежно прошептал он, отодвину волосы с моего лба.

– Оставьте меня, – упрямо отозвалась я.

Его, такой странный взгляд изучал мое лицо. Я поняла, он не слышал меня. Кирилл задержал свой взгляд на моих губах. Казалось, мое сердце замерло. Он явно собрался меня поцеловать, мелькнула мысль. Я следила за его лицом, и губами, неумолимо приближающимся к моим.

Неожиданный треск и грохот заставил нас обоих оглянуться. Ужас охватил меня. Хижина, в которой я жила, вспыхнула, словно куча соломы! Я кинулась к огню, до хижины оставалось метров пятьдесят, не больше. Я почти добежала, у самого входа меня в охапку схватил Кирилл, и оттащил на пару метров. Почерневшее, горящее бревно обрушилось туда, где я была всего секунду назад. Я ощущала жар пожарища. Огонь лизал сырые бревна деревянного сруба.

– Паша! Маша! – позвала я.

И словно дожидаясь моего призыва, хижина обрушилась, обдав меня снопом искр.

Мари испуганно жалась в кустах. Я снова рванулась к хижине, но Кирилл не пускал.

– Отпустите меня! Они горят! Они спят там! Пожалуйста! Их надо вытащить! Спасти! Нет… – я захлебнулась слезами, и обмякла.

Капитан поднял меня,  и двинулся к своему коню.

Из деревни бежали люди с ведрами, полными воды. Но было поздно, слишком поздно.

Кирилл усадил меня на своего коня на дамский манер, сел сам. Попытался прижать меня к своей груди, но я не подалась. Тогда он попытался вновь и вновь, до тех пор, пока я не сдалась. Привалившись к его груди, и покачиваясь на ходу коня, я впала в забытье, похожее на сон.

6

 Я медленно открыла глаза. Длинные квадраты  солнца  пресекали мое ложе. Окна, в которые бил розовый свет заката, плотно закрыты, но не зашторены. Я укрыта  теплым одеялом, кровать узкая и немного жесткая. Простая комната казалась чистой и опрятной. В углу стояло деревянное кресло с темно-зеленой обивкой. На его спинке валялся мой платок. Рядом стояли валенки. В противоположном углу стоял комод.

Комнату я изучала от нечего делать. На самом деле, мне было абсолютно все равно, где я нахожусь. Мои глаза безжизненно  скользили по облупившемуся потолку и бледно-желтым стенам этого сомнительного жилища. А всего месяц назад меня окружала роскошь и красота. Теперь все это так далеко от меня! Я повернулась на бок и закрыла глаза. Мне не хотелось ничего видеть. Мне хотелось лишь умереть.

Входная дверь, тихо скрипнув, отворилась. Тяжелые шаги возвестили о госте. Я не пошевелилась. Если это убийца – я готова принять смерть. Если Ессенский… совершенно плевать, что тогда!

Едва не на носочках, крупных размеров мужчина, уложил сверток на кресло, осторожно поднял Мари и собрался, было, выйти.

Я резко оглянулась.

– Куда вы уносите мою собаку?

Ессенский не скрывая удивления, оглянулся.

– Ей бы поесть не мешало.

Я молча смотрела на него. Капитан не двигался с места. Потом, тяжело вздохнув, протянул:

– Как бы вы меня не умоляли, Анна Петровна, всей правды я вам сказать не могу.

Я отвернулась, и снова легла. Мне хотелось вступать в ненужную полемику. Тем более, я никогда не пыталась «умалять» его.

– Я не могу допустить, что бы вам угрожала опасность… – добавил он.

Я горько усмехнулась. Ничего глупее я в своей жизни еще не слышала. Какие могут быть еще опасности, по сравнению с тем, что мне пришлось пережить?

– Надеюсь, я могу уйти? – спросила я.

Признаться, мысль о том, куда я пойду, не возникала в моей голове. Можно, конечно, отправиться к дяде. Но я боялась, что после всего в приюте у Матвеевых мне откажут.

Между тем, Ессенский, снова вздохнув, произнес:

– Вы не моя пленница, Анна Петровна, – он сказал эти простые слова таким тоном, будто разъяснял что-то ужасно надоедливому ребенку.

Я оглянулась, и недоверчиво усмехнулась.

– Неужели?

Он нахмурился, почувствовав мое настроение.

– Так уж и быть, я скажу вам все. Вы победили. Но это исключительно ради вашей безопасности… – сдался он.

– Вы действительно считаете, что в вашем обществе, и под вашей защитой мне ничего не угрожает?

Он криво усмехнулся каким-то своим мыслям и, опустив Мари, присел на край моей кровати, я поспешно, о чем тут же пожалела, натянула одеяло до самого подбородка. Что ни говори, но до этого случая, мне не приходилось принимать кавалеров, лежа в постели. Я смущалась, словно пятилетняя. И уж очень не по вкусу пришелся моему самолюбию этот самый факт.

– Ну, так кто такая Калугина? – желая отвлечь его ищущий взгляд от своей персоны, спросила я.

Ессенский поднялся и отошел в угол комнаты, повернувшись ко мне спиной, он начал: